ГЛАВА 3.
Огромные чёрные печи широко раскрывали
кирпично-красные пасти, словно стремясь проглотить маленькие тёмные фигурки,
снующие перед ними. На фоне этих пылающих разверстых пещер человеческие тела
казались угловатыми, как вырезанные из чёрной бумаги силуэты в театре теней.
Достаточно одного порыва сквозняка, чтобы подхватить их и увлечь в огненное
чрево. Может быть, такая же судьба ожидает и изящную бумажную балерину, которая
легко, как мотылёк, скользит мимо, то появляясь из темноты, то вновь в ней
исчезая? И найдется ли храбрый герой (пусть даже и одноногий), готовый броситься
за ней и спасти её? Или хотя бы сгореть с ней за компанию?
Камилла миновала гигантские котельные
Гранд Опера и продолжила спуск к пятому, нижнему уровню грандиозного
театрального сооружения. Она была настроена крайне решительно. Да и что ей
оставалось делать? Если и были у неё сомнения относительно уместности подобной
эскапады, порожденные реакцией мсье Аслана, то он же эти сомнения и развеял.
Невольно, конечно. Но так уж получилось… После того, как она чуть нос к носу не
столкнулась с Призраком Оперы и, тем более, услышала его голос, выбора у неё не
было. И в конце-то концов, не мог же быть таким уж опасным знакомый хорошего
знакомого! Но если бы мсье Аслан чинно представил ей этого самого Эрика, вряд ли
Камилле было бы интересно заводить с ним знакомство… Представьте, вы спрашиваете
с замиранием сердца: «Вы знаете что-нибудь об ужасном и загадочном Призраке?!..»
А вам отвечают: «Да, конечно, завтра он у меня обедает, приходите, я и вас
познакомлю». Вы бы пошли? Камилла бы нет!
Невысокая хрупкая фигурка Камиллы
уверенно пробиралась в темноте, иногда ощупью, спускаясь по гигантской спирали
обводной галереи вниз и вниз. Она не захватила с собой фонарь, чтобы не
привлекать к себе внимания. Предусмотрительная барышня и оделась соответствующим
образом: не пускаться же в опасное предприятие в юбке с оборками и на каблуках.
Наиболее отвечающим требованиям ей показался костюм неаполитанского нищего,
который она надевала в балете Анатоля «Сицилиец или Амур-художник». Роли
травести прекрасно удавались юной балерине на сцене - почему бы ей не сыграть
их и в жизни?
Как всегда была проблема с волосами – трудно
спрятать такую массу рыжеватых кудряшек под шляпу, - но, покапризничав немного,
волосы покорились. Бархатный берет с перьями (неплохо живется неаполитанским
нищим, а?) Камилла прикрепила к волосам при помощи, по крайней мере, дюжины
шпилек. Повернувшись несколько раз перед зеркалом, Камилла осталась довольна:
вид несколько чересчур живописный, но ей ведь не по улицам ходить, а в темноте
подвала пробираться.
И всё равно: хорошо, что неаполитанские балетные
нищие одеваются не так, как парижские настоящие. Даже в темноте Камилла не
хотела бы выглядеть этаким чумазым Гаврошем!
В воздухе всё явственнее ощущалась
сырость, и м-ль Камилла-Шарль Дюпен поняла, что спуск заканчивается. Ещё
немного, и она вышла на берег подземного озера. Темнота отступила, Камиллу
окружило голубоватое свечение, природу которого она пока не уяснила.
Холодно-свинцовые воды озера терялись вдали, пропадая в полной темноте, но
голубоватый рассеянный свет выхватывал из темноты дощатый настил причала и
маленькую лодку, привязанную к железному кольцу, ввинченному в сваю.
Камилла-Великий Детектив быстро изучила
окружающую обстановку. Всё было так же, как и в прошлые разы, когда она
исследовала подземелье. Единственно только – фонаря на этот раз в лодке не было,
а Камилла рассчитывала зажечь его, сев в лодку. Ну да ничего, голубоватого света
вполне достаточно. Правда, он ослабевает, чем дальше, тем больше, и
противоположный берег полностью скрыт во тьме, во тьме растворяются и колонны,
вырастающие из воды, как затопленный каменный лес, и подпирающие массивные, лишь
угадывающиеся в темноте своды. «Но там наверняка есть другие источники света», -
обнадёжила себя Камилла. Действительно, не могут же такие пустяки остановить её!
Девушка легко прыгнула в лодку, взяла
шест, лежащий на дне… И в последний момент слегка заколебалась. Как она ни
храбрилась, ей было чуточку страшновато. Против воли перед её глазами стояло
лицо мсье Аслана, выражение, с которым он заклинал её не приближаться к озеру…
Камилла тряхнула головой, отгоняя
тревожные мысли, и, потянув за шелковый шнурок, вытащила свой талисман, быстро
прижала его к губам и опять спрятала на груди. Опять подняла шест и решительно
взмахнула им, отталкиваясь от берега. Был один неопровержимый довод, вселявший в
девушку уверенность: ведь это именно она, Камилла Фонтейн, являлась главным
действующим лицом увлекательной пьесы, а с главными героями не может случиться
ничего чересчур плохого! По крайней мере – непоправимого…
С шестом юная балерина управлялась не так
уверенно, как ей бы хотелось, хрупкая посудина всё время норовила повернуть
назад, но, несколько раз крутанувшись вокруг своей оси, она подчинилась усилиям
Камиллы и постепенно стала продвигаться к противоположному берегу, скользя между
колонн. Вокруг царила тишина, нарушаемая только плеском шеста, погружающегося в
воду, и Камилле пришло в голову, что она сейчас напоминает венецианского
гондольера, и не запеть ли ей «O
sole
mio…»
как вдруг…
Камилла чуть не выронила из рук шест.
Окружавшую её тишину нарушил какой-то
звук, более всего похожий на громкий вздох, сочетающий в себе одновременно и
музыку и лёгкое дыхание. Камилла прислушивалась, затаив дыхание. Звук
повторился, усиливаясь, прокатился над водой и замер в отдалении. Потом опять:
звук (или голос?) поднимался прямо из воды, словно на дне озера скрывалось
таинственное существо, медленно всплывающее к поверхности озера, чтобы
взглянуть, кто нарушил его покой…
Страх Камиллы исчез, уступив место
чувству успокоенности и гармонии с окружающим её миром, так прекрасны были эти
звуки, льющиеся из неведомого источника неземной красоты.
Шест выпал из её ослабевших рук и поплыл по
воде, остававшейся зеркально гладкой и чёрной, как чернила. Лодка, продолжавшая
плыть по инерции, достигла уже центра озера, а Камилла, как опустилась на дно
лодки в немом оцепенении, так и сидела, завороженно глядя перед собой. Внезапно
сильный толчок сотряс лодку, и она закачалась, угрожающе накренившись и черпая
бортом воду.
Камилла вцепилась руками в борта лодки,
инстинктивно отклоняясь в противоположную крену сторону. Оцепенение её прошло,
теперь она по-настоящему испугалась. Лодка продолжала крениться, словно руки
неведомого водяного чудища тянули её на дно, вода хлынула через край, и лодка
перевернулась.
Камилла, не успев даже вскрикнуть,
погрузилась в воду, но сразу вынырнула на поверхность и уцепилась за киль
перевернутой лодки. Она хорошо плавала, но вода в подземном озере была ледяной,
и не так-то легко плавать в костюме неаполитанского нищего… Так что она ясно
понимала, что единственное её спасение в лодке. Держась за неё и работая ногами,
она имеет шанс добраться до берега. «Хорошо ещё, что я не выбрала костюм Амура,
- пронеслась у неё в голове шальная мысль, - была бы точь-в-точь мокрая курица с
этими крылышками…»
Что-то сжало её лодыжки, словно тисками, и
повлекло её вниз, в глубину, неумолимо и безжалостно. Камилла отчаянно закричала
и судорожно вцепилась в киль лодки. Пальцы её скользили по мокрому дереву, ломая
ногти, она барахталась и отбивалась изо всех сил, пронзительно крича и булькая…
Её продолжало тянуть на дно. Руки сорвались со скользкого днища, и голова
Камиллы ушла под воду. Девушка сделала отчаянный рывок, вынырнула, отплевываясь,
беспорядочно молотя руками по воде, в пене и брызгах. В сознании её метались
ужасные догадки, что, возможно, действие пьесы будет продолжать идти и без её
участия…
Ей было нестерпимо обидно, и поверить в это было
невозможно…
- Мама, мамочка-а-а!!! - собрав
последние силы, прокричала Камилла, погружаясь в воду с головой.
Её затягивало во тьму, в ушах звенело, от
недостатка воздуха сердце готово было лопнуть, в голове мутилось. Камилла не
выдержала, крепко стиснутые губы раскрылись для вдоха, и чёрная вода хлынула ей
в рот, затопляя лёгкие…
***
Голова трещала невыносимо, в висках
глухо бухало, казалось: стоит только чуть пошевелиться или поменять положение
головы, и она разлетится на мелкие кусочки. Во рту было сухо и неописуемо
горько. Горло саднило. Но сознание вернулось сразу и полностью, вместе с
памятью… Камилла осторожно приоткрыла один глаз.
Прямо перед её глазами (глазом!) плавало
световое пятно. Камилла поморгала: поскольку был открыт только один глаз,
получилось похоже на подмигивание. Но зрение прояснилось.
Лампа под маленьким абажуром стоит на круглом
столике… Камилла скосила глаз и увидела перламутровый кораблик!.. Точно такой,
какой стоял у её нянюшки на комоде в… в общем, когда у неё была нянюшка! Да что
же это? Шла в гости к волку, а попала к бабушке? И эти салфеточки…
Всё это выглядело настолько мирно и уютно, что
девушка смело открыла второй глаз и решительно сбросила укрывавшее её… вернее,
попыталась сбросить тяжелый плед, укрывавший её до подбородка.
Но на самом деле ей удалось только слабо двинуть
рукой. Всё тело было словно налито свинцом. И почему-то очень болела шея.
Камилла пошевелила пальцами, ощупывая себя.
Пальцы ощутили холодную кожу в мелких пупырышках озноба. Это что же, на ней
ничего нет?!.. Она с усилием провела рукой по телу, сверху вниз. Ничего… Ой…
Правда, она поняла, наконец, почему ей так трудно двигать руками: она была
завернута в какую-то жесткую, кусачую материю, практически спеленавшую её, как
младенца.
Камилла, извиваясь как гусеница, с
трудом выпростала сначала одну руку, потом другую. Потрогала рассыпавшиеся
волосы. Влажные, но не мокрые. Сколько же времени она была без сознания? Рука
наткнулась на шпильки, торчащие в волосах. Камилла механически начала
высвобождать их из спутанных, сбившихся в жгуты кудрей…
- Конечно, это сейчас самое важное, -
произнёс негромкий голос откуда-то сбоку, - причёска должна быть в порядке, даже
у утопленницы.
Камилла вздрогнула и замерла со шпилькой
в руке. Это был тот самый голос, слышанный ею в квартире мсье Аслана. Голос
Призрака Оперы. Холодный, красивый… слегка презрительный.
Камилла сразу почувствовала, какая она
маленькая, жалкая, замерзшая, лохматая, мокрая, синяя, пупырчатая… голая.
Чувство сильной неловкости и растерянность, как
это с ней бывало, вызвали неожиданную вспышку агрессии, прибавили сил, и Камилла
заговорила. Правда, сначала ей удалось только слабо пискнуть и закашляться. В
горле ужасно першило, но она справилась.
- Распеленайте меня, - потребовала
Камилла, силясь повернуть голову в сторону говорившего, - немедленно! И
подойдите поближе, чтобы я могла вас видеть… Я не могу разговаривать, не видя
собеседника!
- Воистину, взаправду? – медленно
спросил голос Призрака со странной интонацией. – И почему вам всем так
необходимо обязательно видеть, и недостаточно просто слышать? Ну,
будь по-вашему…
Перед Камиллой появился тёмный силуэт.
Призрак стоял перед ней со скрещенными на груди руками. Его высокая фигура
заслонила лампу, и на затененном лице, которое Камилла не могла ясно
рассмотреть, пораженная девушка увидела светящиеся золотистым блеском глаза.
Такое она видела впервые в жизни и опять растерялась. Между тем странный человек
продолжал:
- Попрошу вас, мадмуазель, обратить
внимание на то, что я не приглашал вас посетить моё скромное жилище. Поэтому вы
не можете выражать никаких претензий, касающихся моей манеры обращения с вами, -
он говорил монотонно, почти без выражения. – Зачем вы хотели пробраться в мой
дом? Мне никто не нужен, я никого не желаю видеть. Вообще, скажите спасибо, что
вас вытащили из воды. Если бы вы утонули, вам некого было бы винить, кроме себя…
- Спасибо, - выдавила Камилла.
Последняя фраза была смешной, и она воспряла духом. – Когда в следующий раз
утону, буду строго себя отчитывать…
Она сделала попытку засмеяться и
схватилась рукой за горло. Так больно! И грудь сдавило, как обручем…
Призрак склонился к лицу Камиллы, она
почувствовала прикосновение его пальцев к своей шее: пальцы были очень холодные,
как вода в озере. Легко, уверенными движениями, пальцы начали массировать ей
шею.
- Уберите руки, - приказал Призрак, и
Камилла разжала свои пальцы, которыми она испуганно вцепилась в него. – Я не
сделаю вам ничего плохого, для этого у меня была масса возможностей, пока вы
лежали без сознания. И времени, - добавил он, усмехнувшись. – Имейте в виду на
будущее: отправляясь искать приключений, оставляйте свои украшения дома. Шнурок
у вас на шее затянулся, вероятно, вашей же рукой, и вы чуть себя не удушили. Шея
будет болеть несколько дней, постарайтесь не делать резких движений, не вертите
головой.
Говоря это, человек с золотистыми
глазами продолжал растирать её шею, и Камилла чувствовала, как стихает, уходит
боль.
- Это мой талисман, - просипела
Камилла, - на счастье. Он утонул?
- Ах, на счастье!.. Он нет, в
отличие от вас. Я вам его верну.
Прикосновения его пальцев несли
облегчение, снимали напряжение, озноб проходил. А то, что пальцы его были
прохладными, было даже приятно, успокаивало…
Сквозь полуопущенные ресницы Камилла
вглядывалась в склонившееся над ней лицо, против света было плохо видно, но
что-то было странное в нём, Камилла не могла понять, что…
Какая-то неестественность. Очень бледное, это
да, неподвижное какое-то…
О Боже, да ведь он в маске! Белая такая, вся
верхняя часть лица закрыта, только глаза… до верхней губы маска, а губы такие
узкие и бескровные, словно их вовсе нет. Когда он говорит, губы почти не
двигаются, волосы чёрные, глаза мерцают желтым светом… Впечатление складывается
страшноватое… Мельмот-Скиталец, точно!
- Вы разглядываете меня, мадмуазель? –
он прекратил массировать её горло, но руки не убрал. У него были необыкновенно
длинные пальцы, они легко обхватывали её шею, такое впечатление, что несколько
раз. – Если вы не попытаетесь снять маску, вам ничего не грозит, - губы его
болезненно искривились, угол рта дернулся. - Но если проклятое женское
любопытство возьмёт верх, я ни за что не поручусь. Вы меня хорошо поняли? Ни за
что!!!
Пальцы его дрогнули, сжимая Камилле
горло.
- Да пожалуйста, - только и смогла
пролепетать Камилла, - как вы хотите. Отпустите, вы меня пугаете, Эрик…
- Этого я и хотел, - тихо сказал
Призрак, убирая руки с её горла. Внезапно он вскочил на ноги. – Откуда вы знаете
моё имя? Кто вам сказал? Кто обо мне рассказывал?
Он наклонился над ней, пристально глядя
ей в глаза. Камилла чувствовала себя полной идиоткой.
Таинственный злодей с горящими глазами
склоняется над тобой, а ты лежишь, перепеленатая, как младенец в люльке, руки по
швам, волосы торчком, шпильки во все стороны, как иглы у дикобраза. Даже изящной
беззащитной позы не примешь. Беззащитности, впрочем, без всякой позы – хоть
отбавляй… Невозможно чувствовать себя уверенно, когда тебя допрашивают, глядя на
тебя сверху вниз. Надо скорей вылезать из пеленок. Она завозилась, лихорадочно
путаясь руками в покрывалах.
Эрик продолжал смотреть ей в лицо. Молча.
Камилла окончательно запуталась, влажные
волосы упали на глаза, лезли в рот, плед катастрофически сползал с плеч, потом с
груди. Она пыталась одновременно придерживать его, выпутывать ноги и смахивать
волосы с глаз. И выплевывать их изо рта. Держась при этом достойно… Эрик молча
смотрел на всё на это.
Плед съехал с груди, несмотря на все
усилия, и Камилла не выдержала.
- Хоть бы отвернулись, - выкрикнула она,
слёзы досады брызнули у неё из глаз.
Она рванула мешающую ей встать ткань,
начала беспорядочно дергать её руками, делая сильные резкие движения, плача от
злости и боли, причиняемой каждым поворотом тела.
- Я же сказал вам не делать резких
движений.
Эрик присел рядом с ней, взял за плечи,
нажал. Руки у него были очень сильными, Камилла сразу поняла, что сопротивляться
бесполезно, и послушно легла на подушку. Из горла у неё вместе с дыханием
вырывался хрип, голова кружилась. Эрик взял её запястье, пощупал пульс - теми же
уверенными движениями, которыми он делал всё. Задумался на мгновение, встал и
исчез, ни слова не говоря.
Камилла подумала, что чувствует себя
скверно, гораздо хуже, чем когда она только пришла в себя. Силы её стремительно
иссякали.
Вернулся Эрик – просто бесшумно возник
рядом, – опять сел у её изголовья.
- Вот, выпейте, - он протянул девушке
стаканчик с какой-то зеленоватой жидкостью. – Это вам поможет.
Камилла взяла стаканчик и отпила.
Гадость несусветная! Эрик наблюдал за ней.
- Пейте-пейте, выбирать не приходится, -
усмехнулся он. Усмешка у него была очень неприятная, жутковатая какая-то. «Это
потому, что губы чересчур узкие», - подумала Камилла. Эрик продолжал:
- Лихорадочное возбуждение, вызванное
опасностью и испугом, проходит: силы теперь будут убывать. Сначала вам казалось,
что всё в порядке, а сейчас чувствуете нарастающую слабость.
«Словно медицинскую энциклопедию вслух
читает», - скривившись, Камилла залпом выпила микстуру.
Эрик забрал у неё стаканчик, другой
рукой поднося к её губам чашку. Над чашкой поднимался пар.
- Горячий чай. С мёдом и ромом, вам
надо хорошенько прогреться, вы долго пробыли в ледяной воде. Нет, вы можете не
удержать, - заметил он в ответ на слабую попытку девушки взять горячую чашку в
руки, - ещё и обваритесь. А я заинтересован в том, чтобы вы как можно скорей
отсюда… удалились. - «Хотел сказать – убрались», - отметила про себя Камилла,
делая маленькие глоточки, чтобы не обжечься. – И вам надо досушить волосы, не то
схватите что-нибудь похуже насморка.
- Я могу посидеть у камина, -
прошептала Камилла, чувствуя, что засыпает и вот-вот начнет клевать носом.
- Вряд ли, - вздохнул Призрак, пустая
чашка звякнула о поднос. – Будьте добры…
Сквозь обволакивающий её туман Камилла
почувствовала, как её переворачивают носом в подушку. Мягкую и гостеприимную
подушку.
Трут голову полотенцем, потом что-то загудело, и
Камиллу обдало волной тёплого воздуха. Голове стало тепло, потом жарко, даже её
бедные холодные уши согрелись.
- Что это? – промямлила она, силясь
разлепить отяжелевшие веки. Это ей удалось, но не надолго. Перед носом не было
ничего интересного, только подушка.
- Вас это не касается, мадмуазель,
побольше молчите, - голос Эрика зазвучал несколько раздраженно, - тогда вы
выглядите совершенно неотразимо.
- А вы швырните меня обратно в озеро,
меньше хлопот будет, - посоветовала Камилла умирающим голосом.
- Думаю, вы правы, - холодно произнес
голос Призрака, - это будет самым разумным.
Гудение прекратилось, стало опять
прохладно. «Ну вот, - сонно и вяло думала Камилла, - в мешок и в воду… вечно
лезу со своими советами… и шутками… у Призрака совсем нет чувства юмора…»
Совершенно засыпая, она последний раз приоткрыла
глаза. На подушке перед ней лежал её счастливый талисман.
***
Итак, пьеса продолжала идти, и в главной
роли оставалась ЕДИНСТВЕННАЯ И НЕСРАВНЕННАЯ, ПОДАЮЩАЯ БОЛЬШИЕ НАДЕЖДЫ,
ПРЕЛЕСТНАЯ МАДМУАЗЕЛЬ КАМИЛЛА ФОНТЕЙН!!! Аплодисменты, дамы и господа,
аплодисменты! Пьеса исполняется в первый (и, надеюсь, не в последний!) раз!!!
Камилла лениво переводила глаза с одного
предмета на другой, изучая обстановку.
Вчера (а вчера ли - она не знала, сколько
времени проспала) она мало что успела заметить. И надеялась, что впечатление,
произведенное замеченным, являлось, всё-таки, результатом её плачевного
состояния. Но увы, впечатление подтверждалось…
Камилла была разочарована!
Удручающая обыденность обстановки: камин с
какими-то шкатулочками, этажерка с безвкусными мещанскими безделушками, кружева
на спинках кресел! Не таким должно быть роковое, сокрытое в глубине подземелий
жилище уважающего себя Призрака… Где, спрашивается, ржавые цепи на прикованных
скелетах, невыводимые кровавые пятна, орудия пыток? Гробы и свечи в огромных
шандалах? А вместо этого – буржуазный интерьерчик в стиле Луи-Филиппа.
Она не видела кровати, на которой лежала, но
один комод из красного дерева, с медными ручками, чего стоил! Что могло
храниться в таком комоде? Моточки шелкового «мулине» пастельных цветов? Пяльца,
спицы, недовязанный чулок, запасные салфеточки?
А в уголке верхнего ящика – стопка носовых
платочков с вышитой монограммой «П.О.» –
Призрак Оперы.
Этаким готическим шрифтом… Да-а-а…
Единственное, что хоть как-то радовало
глаз, была явная запущенность помещения. На всём слой пыли; если присмотреться,
некоторые предметы сломаны или разбиты, как вон те остановившиеся часы на
камине. А с одной из шкатулок упала крышка, да так и лежит, расколовшись на три
части, на полу перед камином. Давно лежит, паучок успел паутину натянуть на
осколках. Хоть паук и паутина есть – какую никакую атмосферу создают. Мебель
потускнела – и слава Богу… Призрак, заботливо натирающий свои стулья воском,
окончательно добил бы Камиллу. А так оставалась надежда. Может, в других
комнатах будет поинтересней.
Раз уж она сюда попала, она всё должна
увидеть. Да и начало было достаточно обнадеживающим. Всё-таки сам Призрак – Эрик
- оказался ничего. Маска, глаза… и худющий. И руки ледяные, как полагается.
Камилла вдруг отчетливо поняла, что Эрик этими
самыми ледяными руками снял с неё всю мокрую одежду и, видимо, растёр её
бесчувственное закоченевшее тело, а потом завернул её, как младенца, в шерстяную
ткань.
Она представила, как он стоит и смотрит на её
обнаженное тело, холодным изучающим взглядом, с этой своей жуткой змеистой
усмешкой на губах… Камилла поёжилась. Но ведь он ничего плохого ей не сделал. В
сущности, он спас ей жизнь, да.
С пронзительной ясностью Камилла поняла: её бы
сейчас уже не было. Совсем…
Сердце её противно ёкнуло, ноги сделались, как
из мокрой горячей ваты. Хорошо, что она лежит. Голова была ясная, и Камилла
сказала себе: но ведь это наверняка тоже его, Эрика, рук дело, это подводное
поющее чудовище, опрокидывающее лодки. А зачем их опрокидывать, если не для
того, чтобы никто не смог добраться до его дома? Не потому же, что Эрику
нравится спасать утопающих.
Он всех топит, кто приближается к нему (лодыжки
до сих пор болели и распухли, синяки, наверное, ужасные), поэтому мсье Аслан и
был так испуган, услышав о подземном озере, он знал! Она не первая жертва…
почему же Эрик вытащил её? Пожалел?
«Наверное, я очень жалко
выглядела в этом дурацком костюме, - мрачно размышляла Камилла, лёжа с закрытыми
глазами. – И на голове черте что…»
Присутствие Эрика
Камилла ощутила только по лёгкому движению воздуха, коснувшемуся её щеки. Звука
шагов она не услышала. Она открыла глаза.
- Спасибо за мой талисман, - поспешила
сказать Камилла, желая сразу преодолеть возникшее у неё чувство неловкости.
Эрик пожал плечами.
Камилла ожидала, что он спросит её о
самочувствии, но ошиблась. Эрик молча нагнулся к ней и взялся руками за край
одеяла. Камилла судорожно вцепилась в пушистую ткань, натягивая её на себя. Эрик
на секунду замер, потом выпрямился.
- Я надеялся, что вы поняли, мадмуазель:
созерцание ваших прелестей не входит в мои намерения, - в голосе его явственно
звучала ирония. – Могу вас заверить, что лицезреть ваши замёрзшие сокровища не
доставило мне никакого удовольствия.
Камилла так поразилась, что не нашлась,
что ответить. Так и лежала, сжимая край пледа и изумленно таращась на мужчину,
сказавшего ей подобную нелепицу.
Камилла была красива и знала это. Ещё в детстве
она отличалась редкой миловидностью и привыкла этим пользоваться. Она и
повзрослев, и превратившись в прелестную девушку, рассматривала свои внешние
данные, как некую «фору», полученное ей при рождении преимущество.
Красота ведь отчасти заменяет мозги, люди
(особенно мужчины, конечно), гораздо снисходительнее относятся к красавице,
нежели к дурнушке. А у Камиллы были и мозги, позволявшие ей это осознавать,
понимая, что красивая внешность - это счастливая случайность, лотерея, в
которой выигрыш достаётся не по заслугам, а кому придётся.
Но она не пренебрегала своим выигрышем, так же,
как гордилась своим талантом. И то и другое было даром Божьим, и относиться к
ним надо было серьёзно! Короче говоря, она была настолько избалована мужским
вниманием, привыкла к восхищению во взорах и совсем к другим замечаниям по
поводу своей внешности, что даже не сразу обиделась на подчёркнуто презрительный
тон.
Между тем Призрак Оперы продолжал, не обращая
внимания на её реакцию:
- Теперь я могу вас осмотреть?
Напоминаю: я хочу, чтобы вы как можно скорее покинули мой дом.
- Не надо меня осматривать, - буркнула
Камилла, - я отлично себя чувствую. Вы что, врач? Могу прямо сейчас уйти.
Верните мне мою одежду.
Эрик опять пожал плечами.
- Я достаточно разбираюсь в медицине.
Будет прекрасно, если вы сможете прямо сейчас уйти. Одежду я вам верну. Всё?
Он спокойно стоял перед Камиллой,
скрестив руки на груди. Его золотистые глаза холодно и неприязненно смотрели на
неё.
«Интересно, смогу я уйти с такими распухшими
лодыжками? - тревожно подумала юная балерина. В конце концов, ноги для неё были
главным. – Это у меня по его милости…»
Гордая поза – гордой позой, но ноги – это
серьёзно, все эмоции побоку, без танца для неё нет жизни!
- Посмотрите мои ноги, пожалуйста, -
сухо попросила Камилла. – Меня беспокоят лодыжки. Я знаю, что они распухли, но
не видела, что там.
Она не стала пояснять, что попыталась
это сделать, но не смогла, такая боль опоясала её грудь, отдаваясь в спину, как
только она потянулась приподняться. Пусть не думает, что она пытается его
разжалобить, она уйдёт, даже если ей придётся прокусить себе язык, чтобы не
вскрикнуть, даже если…
«Что это он так долго смотрит, - прервала свой
внутренний драматический монолог Камилла, - о Господи, что он увидел?» Она
впилась глазами в лицо Эрика. Тьфу ты, в его маску… «Боже, - молилась она, -
Боже, Боже, только бы не перелом! Пусть растяжение, ну пусть вывих!!! Что он
молчит?! Я не могу ничего понять по этой чёртовой маске!»
- Что там?! - почти выкрикнула она, губы
её дрожали. – Да говорите же, не мучайте меня!!!
Эрик внимательно посмотрел на Камиллу.
- Что вы так волнуетесь? Изящество
ваших маленьких ножек так вас заботит, что вы спешите устроить истерику? В конце
концов, ноги – не лицо. При вас ваши большие голубые глазки, кудряшки и
очаровательные губки… созданные, чтобы пленять сердца…
- Лучше пусть лицо, - осевшим голосом
прошептала Камилла. Во рту у неё сразу пересохло, мысли разбежались. Теперь она
была уверена, что дело плохо. Наверное, раздроблена лодыжка. – Лучше лицо… Я
балерина… - Эрик молчал, и она добавила без всякого выражения. – Если я не смогу
танцевать, пусть я лучше умру.
Эрик продолжал молча изучать её лицо,
он даже немного наклонился к ней, словно хотел получше разглядеть что-то, что
так было не очень ясно видно. Пауза затягивалась. Наконец, Эрик выпрямился и
неожиданно мягко произнёс:
- Извините, я сейчас всё вам объясню.
У вас очень сильное растяжение связок, значительный отёк лодыжек, многочисленные
кровоизлияния. Особенно пострадала левая нога. Но связки не порваны, переломов
костей нет. Вставать вам сейчас нельзя, никаких нагрузок на стопу. Я сейчас
приложу вам лёд на некоторое время, потом разотру вам ноги бальзамом и наложу
фиксирующую повязку. Растирания надо повторять регулярно.
Камилла медленно отходила. Какое
облегчение! Всё будет хорошо! Голова, правда, опять страшно разболелась, но это
пустяки. Та зеленая гадость отлично вчера помогла! Она умиротворенно улыбнулась
и попросила:
- Эрик, не могли бы вы мне дать ту
настойку, зелененькую. Голова адски болит.
- И поэтому вы говорите с таким
восторгом? – Эрик устраивал её ноги повыше, на свернутое рулоном одеяло. – Это
очень сильнодействующее средство. Его нельзя принимать часто.
- У меня и все мышцы болят, особенно
спина. Я вся как один сплошной синяк.
- Не надо преувеличивать, мадмуазель, я
всё равно не буду вас жалеть. Вы виноваты во всём сами, не нужно лезть, куда вас
не приглашают, - Эрик закончил возиться с её ногами. «О Боже, какой он зануда.
Занудный Призрак». – Но если вы просите, я посмотрю. Повернитесь на живот,
мадмуазель.
- Меня зовут Камилла, - пробормотала
Камилла, переворачиваясь на живот и, не удержавшись, зашипела от боли,
причинённой этим простым движением.
- Мне не интересно, как вас зовут, -
Эрик осторожно ощупывал её спину. – Здесь больно?
- О-о!
- Здесь?
-
А-а!
-
И здесь?
-
Везде, я же вам говорю!
Прикосновения Эрика к её
многострадальной спине были очень лёгкими, ледяные пальцы прямо-таки порхали,
чуть касаясь кожи, но Камилла вздрагивала от каждого такого прикосновения. Она
не соврала – всё тело её болело, ломило, крутило. Интересно, у него всегда такие
холодные руки? А если он долго держит что-нибудь горячее, они согреваются?
- Вам больно или просто неприятно?
Придется потерпеть, ничего не могу поделать, мадмуазель, руки у меня всегда
такие холодные. Ничего, это не самое страшное… не умрете!..
Его внезапная вспышка раздражения
поразила Камиллу: в красивом холодном голосе впервые зазвучали какие-то живые
эмоции.
- Да нет, - Камилла постаралась
улыбнуться, хотя улыбка пропала даром. Какой смысл улыбаться в подушку. – Мне
даже приятно, успокаивает…
Последовала пауза. Холодные пальцы
продолжали исследовать её спину, тщательно, мышцу за мышцей.
- Значит, настолько больно… -
констатировал Эрик. – Действительно, мышцы воспалены, это следствие
переохлаждения. У вас часто бывают судороги в ногах?
- Особенно в левой, это моя проблема,
- прошептала Камилла. – Врач говорит, трудно что-либо с этим поделать, но я…
- Ерунда, - презрительно прервал её
Эрик, - эти шарлатаны ничего не понимают, судороги легко снять, если знать
нужные точки.
- А вы их знаете? - оживилась Камилла:
тема была профессионально значимой.
- Я знаю, - коротко ответил Эрик, но
объяснить, как надеялась Камилла, не предложил.
Он неожиданно прервал обследование и
вышел, ни слова не сказав пораженной девушке. Вот тебе и на! А ведь так
разговорились! Камилла продолжала лежать, уткнувшись носом, и не знала, что
делать дальше. Похоже, такое положение становится для неё традиционным. «Может,
он за льдом пошел, - предположила Камилла. – В аптеку, - она фыркнула, -
впрочем, что смешного. Еду-то он себе где-то покупает… Кстати, о еде…»
Камилла сразу почувствовала просто зверский
голод. Ой-ёй-ёй…
А вдруг Призрак и сам не ест, и другим не даёт?
Опасения Камиллы, к счастью, не
подтвердились.
Через час она тихо лежала, натертая бальзамом
Эрика, лодыжки во льду, в бархатной блузе неаполитанского нищего, и сытая. Даже
просить не пришлось, Эрик сам принёс ей поднос с едой; на подносе стояло и
серебряное ведерко со льдом.
Камилла изумленно подняла брови, но Эрик быстро
её разочаровал, сказав с усмешкой, что ей нечего рассчитывать на шампанское.
Пить за знакомство они не будут.
Впрочем, на подносе имелся стакан вина, Камилла
выпила его с удовольствием, оценив его отличное качество, а Эрик, между тем,
сноровисто обложил её лодыжки кусочками льда.
Он всё делал очень ловко, точными, скупыми
движениями. Интересно, где это он так быстро достал лёд? В аптеку так быстро не
сбегаешь. Поблизости от Оперы нет ни одной аптеки. Однажды, когда ей
понадобилось срочно поставить пиявок на гематому на коленке – отличное, между
прочим, средство, хорошо известное всем танцорам, - так вот тогда Бернадетт
пришлось идти аж до…
От выпитого вина по телу Камиллы
разлилось приятное тепло, щёки порозовели, голова, болевшая, наверное, уже от
голода, прошла. Жизнь, в целом, предстала в более радужном свете. Ей захотелось
поговорить, обсудить свои впечатления… Как жаль, что не с кем. Эрик не желает с
ней разговаривать кроме как на медицинские темы… Вообще, он смотрит на неё, как
на большую назойливую муху, которая летает под потолком: приходится терпеть,
потому что прихлопнуть не удалось. Довольно обидно!..
- Эрик, - пробормотала Камилла, дивясь,
что язык её слегка заплетается, - почему вы меня вытащили из озера?
- Сам удивляюсь, - задумчиво ответил
Призрак.
|