ГЛАВА 11.

     Волнения, связанные с сумасшедшими днями, сначала предшествовавшими дебюту, потом преддебютная лихорадка, само нервозное событие и последовавший за ним оглушительный успех, сразу произведший прелестную, шуструю и подающую надежды  звездочку в заманчивый, но трудно достижимый статус настоящей «этуаль Гранд Опера», забылись на удивление быстро.

     Все помыслы Камиллы теперь были обращены к «Жизели», обещанной и манящей её вдали.

     Дело осложнялось тем, что в Гранд Опера истинных звезд было и без того немало. Так что подтверждать этот свой статус надо было ежедневно, ежечасно и, скорее всего, не мешало делать это даже и ежесекундно. Свежеслепленная дива отлично это понимала и рвалась в бой. Да когда у неё всё получалось, она горы могла перевернуть! Понукать её не надо, она могла бы работать в два раза больше, видя результат. Особенно её вдохновляло то, что она добилась всего сама, без чьей-либо помощи! Осознание этого вселяло в неё гордость и безграничную веру в свои силы.

      Возможно, она немного перебирает, и уверенность в силах начинает поразительно смахивать на самонадеянность, а гордость на самодовольство, но можно же немного позволить себе маленьких слабостей! Она знает, знает, это состояние души называется «эйфория», ну и пусть! Дайте понаслаждаться им!

      А раз она отдает себе в этом отчет, значит, внутренний контроль на месте. Следовательно, её эйфорическое существование – явление текущее и не опасное.

     К тому же, как ни странно, свободного времени у Камиллы стало больше. Хотя и репетиций прибавилось. Объяснялось это, по-видимому, тем, что администратор Мерсье быстренько составил новое штатное расписание, в соответствии с которым она получила более удобное классное время и избавилась от вторых и третьих ролей, которыми её ещё нет-нет, да потихоньку нагружали. Прибавились ещё, конечно, различные вечера и приёмы, на которые её теперь приглашали, но ко всему она как-то легко приноровилась.

     Кроме того, жалованье её тоже увеличилось, и прилично. Камилла начала подумывать, не поменять ли ей квартиру. Нынешняя стоила ей всего пятьсот франков в год, но и вполне соответствовала своей дешевизне.

     Но по зрелом размышлении девушка решила повременить с решением этого вопроса. Она привыкла к старой своей квартирке, до Оперы – рукой подать, приятная привратница, тихие соседи и Бернадетт живет рядом. Может, снять ещё и мансарду над её квартиркой? И поселить там Бернадетт? Из мансарды только что,  под покровом ночи и забыв попрощаться, съехал один непризнанный художник…

     Нет, лучше не надо. Приходящая Бернадетт гораздо лучше постоянной.

     Лучше она устроит в мансарде репетиционный зал.

     А в квартире поменяет обстановку. Всю, вплоть до обивки стен – обтянет их набивным кретоном - и драпировок, конечно. В ванную – бамбуковые маты на пол.

     И во всех комнатах  – персидские ковры с замысловатым узором.

     Но все эти бытовые хлопоты не могли отвлечь Камиллу от главного, хотя и приятно развлекали её.

     Также не отвлекали упорную девицу и сильно увеличившиеся в числе ряды поклонников. К ним она тоже быстро приноровилась. Вскружить ей голову, играя на женском тщеславии – ха, не так то просто! Скорее, цели можно было бы достичь, используя её профессиональное тщеславие… Но и тут опять-таки не всё было просто… Камиллу спасало присущее ей чувство юмора. Надо заметить, чувство юмора – вещь вообще очень полезная. Во многом помогает. Камилла расценивала его как свое второе бесплатно полученное преимущество после красоты.

     Сейчас оно помогало ей здраво оценивать шумиху, свалившуюся на неё так внезапно. А ведь не одна менее крепкая голова закружилась под бременем триумфаторского венца, пригнувшего бедную головку долу.

     И всё то же полезное чувство позволяло девушке с тихим удовольствием наблюдать, как её предшествующие, если так можно выразиться, поклонники, поклонники со стажем, противостоят нахлынувшему потоку поклонников новоприбывших. Особенно смешным ей казалось та неожиданно проявившаяся между ними странного рода солидарность в этом вопросе. Ещё немного – и они объединятся на скудной почве противодействия вновь явившимся конкурентам, обоюдно придерживаясь, видимо, мнения, что знакомый враг в любом случае лучше незнакомого.

     Пусть их… Как дети, право! Так снисходительно думала звезда балета, расправляющая крылья для дальнейшего взлета, мадмуазель К. Фонтейн.

     Главное – не распыляться. Вот залог успеха.

     В малом репетиционном зале, расположившись на низеньких длинных скамеечках, тянущихся вдоль двух зеркальных стен, сидели в изящных и не очень позах девчушки из балетной школы и закутанные в шали кордебалетчицы постарше. Отражаясь в зеркальных плоскостях, они многократно преумножались; и приятно было посмотреть на такое изобилие юных милых лиц (и затылков), напоминавших цветник под легкими порывами ветерка, так оживленно вертели головами девицы, склоняясь к розовым ушкам своих товарок, перешептываясь и хихикая. В сегодняшней репетиции принимали участие ученицы Младшего балетного класса, самые младшие – от шести до восьми лет, изображавшие именно сонм танцующих цветочков.

      Совершеннейшие дети, одетые уже как «большие» балерины, умилительно выглядевшие в декольтированных корсажах, воздушных пачках, в туго натянутых розовых чулочках и белых панталончиках, восторженно таращились на корифеек и вторых танцовщиц, собравшихся кружком в центре зала. Они мечтали когда-нибудь стать такими же – высокими, красивыми и успешными. И ещё, детям казалось – богатыми!

      И сейчас, возбужденно подталкивая соседок острыми локотками в бока, они кивали и перебивали друг друга, шепча: «Видишь, видишь, как она носок тянет!» – «Гляди, колено-то…» - «А как Мэг пачку подколола сегодня – так, так, и наоборот!..» - «И у Жамм – вон, какие серьги сегодня! Так и сверкают!»

     Сенсация последних дней – мадмуазель Камилла Фонтейн – являлась центром кружка, и наибольшее внимание девчушек было обращено на неё.

    - Говорят, герцог Карлсбургский пригласил её в свой дворец на благотворительный вечер, чтобы она открыла его, - слышался благоговейный шепот. – А видели, сколько цветов ей принесли в артистическую? Мы с Зизи мимо проходили, так она нас окликнула и дала корзиночки с камелиями, просто так подарила… красивые – ужас!

     - Смотри, как волосы у неё уложены – «каскад с зефиром» называется, самое модное сейчас, в журналах всегда так рисуют, видишь – чёлка кудрявая и её словно ветерком раздувает; и кружева вплетены  - фестончиками…

    - Ты что, сама ты фестончиками! Розетками… и в каждой – бусинки, как капельки росы…

    Весь этот детский лепет прима-балерины, конечно, не слушали. Темы, их занимавшие, были поважнее.

    Обсуждался вопрос перераспределения партий. Намечавшееся событие волновало многих, так как многих затрагивало. Когда кто-то поднимался на ступеньку выше, естественно, освобождалась его прежняя ступенька, которую, в свою очередь, занимал стоящий ниже и т.д. и т. п. Вся лестница приходила в движение, начинались перемещения, с удвоенной энергией заводились интриги, писались прошения и всё это бесконечно обсуждалось и пересуживалось.

    В связи с тем, что Камилла теперь получала сольные партии, Мэг и Сесиль Жамм собирались претендовать на её вторые роли в балетах «Клари, или Обещание женитьбы» и «Гентской красавице», где дивертисмент позволял щеголять виртуозной техникой.

     Достаточно бесхитростная Мэг откровенно высказывала свои соображения о том, почему она может надеяться получить эти партии, в то время как более скрытная и расчетливая Сесиль больше слушала, изредка вставляя наводящие вопросики.

     Камилла видела, что Сесиль до смерти хочется выведать у неё, как это ей так ловко удалось сначала добиться дебюта, а потом и партии Жизели и обойти всех остальных. Она понимала, что и Сесиль, да и все остальные, ни на грош не верят в то, что она заслужила этого исключительно своими собственными силами, без всяких протекций и интриг.

    Оно и понятно. Пример исключительный. Все и каждый в отдельности отлично знают, что так просто не бывает, и всё тут. Не бывает, потому что не бывает никогда.

    Но у неё, Камиллы, получилось же!

    Ну и пусть девчонки не верят. Намекают. Пора положить этому конец.

    Сесиль несколько раз подпустила шпильку в адрес мсье Нерваля… Знающе при этом закатывая глазки и кивая.

    В конце концов, это может надоесть!

    Судя по всему, назревает объяснение…

    - Если ты что-то знаешь, Сесиль, - не выдержала Камилла, - скажи прямо, нечего отделываться многозначительными намеками. По-твоему получается, что моей заслуги нет ни в чем. Мсье Нерваль выхлопотал мне дебют, а мсье Перс – партию Жизели!

    Сесиль передернула плечиками.

    - Не знаю, как мсье Перс, - Сесиль преувеличенно выделила первый слог, обозначая национальность почтенного Аслан-бека, - но твой мсье Анри определенно многое может, и я (местоимение она опять подчеркнула, на этот раз не только голосом, но и округлив глаза и прижав руки к груди) точно знаю о его участии в твоих  делах побольше других!

     - Опять твой мсье Реми сплетничает напропалую, - усмехнулась Камилла. – Прямо какая-то мастерская по производству слухов…

     - Реми ни при чем, я и сама знаю кое-что. А то, что твой Анри вхож к директорам…

     - Естественно, вхож, - прервала её Камилла, - я это знаю, почему бы и нет? К ним все вхожи. Все светские люди. И с прессой он мне помогал. А разве тебе господин Ламюзо не обеспечивал статьи журналистов в начале сезона? Или Мэг этот её… как его бишь? Я забыла… Ну, этот – с дергающимся глазом… Мэг?

     Мэг Жири тут же захохотала.

     - Ну, ты скажешь, Мили! Дергающимся! Он просто любит подмигивать. О чем мы говорим, девочки? Конечно, всем помогают поклонники, как же иначе! И чем больше они могут помочь, тем большая им цена. Не понимаю, Сесиль, что ты прицепилась к Камилле?

     - Я просто не люблю, когда строят из себя невесть что, а сами такие же, как и все, - бросила Сесиль, повернулась и направилась к выходу из зала.

     Она явно хотела, чтобы заключительная реплика осталась за ней и поэтому, обернувшись в дверях, добавила:

     - И нечего скрывать, что твой Анри вхож ещё и к клакерам, думаешь, никто не знает, кто устраивал твои овации?

     И, чтобы фраза не утратила своего эффекта и не забылась, немедленно после её произнесения Сесиль скрылась.

      Язвительные подковырки в закулисном мире дело обычное. Если обращать внимание на все и принимать их близко к сердцу, работать будет невозможно.

      Но финальная тирада Сесиль не могла не обратить на себя внимания.

      В чём дело?

      Про овации, положим, Сесиль сказала, чтобы уесть её. Овации никто не оплачивал.

      Поскольку никакого шиканья и свиста в начале первого действия не было, а были одни только аплодисменты, которые как начались с середины действия, так и сопровождали каждый её выход до конца балета. Так всегда бывает.

      Знатоки и ценители сначала должны присмотреться и оценить. Они не торопятся выражать своё одобрение, хотят увериться, что вдохновение и энергия не случайны, а подкреплены устойчивым мастерством и базируются на безукоризненной технике.

      И хлопать они начинают, когда у них не остаётся сомнений.

      Обычная публика ориентируется на них и присоединяется к их аплодисментам. Следует упомянуть, что обычная публика всегда  очень боится захлопать невпопад.

      Но когда успех уже несомненен, аплодируют все, без оглядки друг на друга. Как и было в вечер её триумфа.

      Почему же тогда Сесиль упомянула о клаке? Почему о ней вообще зашел разговор?

      Они потом, в разговоре с Анри, только вскользь упомянули об этой, так и не состоявшейся, угрозе. Не понадобилось ничего предпринимать – и хорошо!

      Возвращаясь с Мэг из репетиционного зала с перекинутыми через плечо гетрами и полотенцем, Камилла обдумывала разные варианты объяснений, но так ничего и не надумала. Не объяснялось.

      Мэг продолжала развивать свои идеи, касающиеся её исполнения роли в «Обещании женитьбы», периодически прерывая их своими комментариями по поводу различных обещаний, которым не следует верить ни на грош. Что-то из личного опыта. Потом она упомянула Сесиль Жамм, и Камилла прислушалась.

     - …Сесиль тогда страшно разозлилась, потому что её мсье Ламюзо обещал договориться о двойной клаке, а оплатил только одну. И когда Сесиль пришла к господину Бролару обговаривать детали, тут-то она и узнала, что он скупердяй. Сесиль говорила, что ей обиднее всего было именно то, что она не в курсе, словно её держат за дурочку, понимаешь?

     - Значит, Сесиль сама бывала у господина Бролара? Главы клакеров? – задумчиво спросила Камилла. Что-то забрезжило.

     - Конечно, она всегда делает это сама, говорит, что не доверяет больше никому, - Мэг энергично потрясла гетрами. – И я думаю, она совершенно права. Надо самим о себе заботиться. Я сама не хожу только потому, что со мной всегда хочет пойти мама, а я… - она замолчала.

    Камилла покивала. Ну да, да… только мадам Жири там не хватало.

    Теперь стало ясно, что необходимо поговорить с Сесиль. Обстоятельно.

     Разговор состоялся почти незамедлительно, так как Сесиль удалось отловить в её артистической уборной.

     Камилла проявила максимум дипломатичности и начала издалека, словно до клаки ей не было никакого дела, а волновал её исключительно один из пунктов её контракта, касающийся оплаты костюмов для бенефисов, о котором она хотела посоветоваться ещё с кем-нибудь. Сесиль клюнула, и они немного побеседовали на эту тему. Тема плавно перешла к обсуждению бенефисов как таковых, мероприятиях соблазнительных, но требующих больших расходов и хлопот. Камилла призналась, что ещё даже не подумывает о такой возможности. Сесиль привела в пример Ла Сорелли, пекущую бенефисы, как пирожки. Бенефис необходим, если хочешь, чтобы тебя помнили и принимали всерьез. Кроме того, это деньги.

      Камилла неуверенно заметила, что деньги появляются после бенефиса, а оплачивать его устройство нужно загодя. «Костюмы, статьи… ту же клаку, хотя бы», - добавила она небрежно.

     «Для того и друзья, - назидательно отреагировала м-ль Жамм. - Но я могу поделиться маленькой хитростью, если уж такая умница, как м-ль Камилла…» Тут Сесиль выжидательно замолчала. «Умница»  молчала тоже, стараясь выглядеть как можно более растерянной, только печально вздохнула и улыбнулась, с робкой надеждой глядя на говорившую.

     Сесиль осталась довольна таким признанием своего превосходства и продолжила объяснения.

     Она поведала, что вполне можно договориться с мсье Броларом о частичной предоплате с последующей выплатой всей суммы, но с процентами, после бенефиса. Оказывается, мсье Бролар идет на такие соглашения с актрисами, но только если с ним договариваются сами актрисы, напрямую.

     - Актрисы не обманут, - пояснила Сесиль, - а их покровителям глава и владелец клаки не доверяет.

     Камилла выразила уверенность, что Сесиль знает подход к главному клакеру. Та не стала опровергать.

     Камилла, смеясь, призналась, что теперь понимает, откуда проистекает поразительная осведомленность м-ль Жамм. Ведь та была на днях у мсье Бролара?

      Сесиль подтвердила. Она действительно, в самый тот день, когда состоялся-таки дебют Камиллы, заходила обговорить некоторые детали, связанные с так называемыми авторскими билетами. Бролар покупает и продает их, как и контрамарки. Эти даровые билеты составляют одну из значительных статей его дохода. Пятьдесят даровых билетов в каждый театр – не шутка. Сесиль явно неплохо разбиралась в делах господина главаря клакеров.

      - Дорогая моя, - продолжала она посвящать неопытную слушательницу в предмет, - у господина Бролара восемьсот тысяч франков ренты, и все драматурги с Больших бульваров у него в руках, у него на каждого из них счёт открыт. Он очень серьезный человек.

      Камилла кивала. Она и правда узнавала много нового. Знала о существовании сего серьезного господина, но не представляла всего объема его серьезности. А Сесиль уже не нужно было подгонять. Роль искушенного знатока скрытых пружин общественной жизни доставляла ей видимое удовольствие, и она с упоением рассказывала:

     - Когда я пришла к нему на улицу Фобур-дю-Тампль, меня попросили подождать, так как Бролар был занят. Но горничная хорошо меня знает, её мать служила экономкой у Ламюзо, и у меня с ней всегда были хорошие взаимоотношения, короче, она провела меня прямо к кабинету г-на Бролара. Она сказала, что его теперешний посетитель, наверное, скоро уйдет, поскольку уже давно находится в кабинете. Я сидела и ждала, а дверь кабинета оказалась приоткрытой… Я и не думала подслушивать. Но не могла же я встать и закрыть дверь, получилось бы неудобно. Посетитель говорил громко, требовательно, и мсье Бролар, чтобы ответить ему, вынужден был повышать голос. Короче, я слышала каждое слово. «…Вы должны послать клаку на сегодняшний спектакль! Я оплатил всё! Не моя вина, что произошел этот нелепый инцидент с крысами…» Ты понимаешь, конечно, дорогая Камилла, что после таких слов я подошла вплотную к двери. Ведь разговор шел о твоём дебюте, я сразу поняла…

      Камилла вся подобралась. Вот сейчас она узнает имя таинственного недоброжелателя. И расскажет Анри. Он не смог узнать, а она смогла... как он удивится!

     - …Заказчик настаивал и требовал, а мсье Бролар возражал. «Вчера клака была полностью ваша, как мы договорились: в первом акте выражение неодобрения, со второго: аплодисменты с овациями, но сегодня у меня всё распределено. Премьерный спектакль в «Жимназ» с инженю мадмуазель Флоранс в главной роли. Её покровитель, богатейший фабрикант жаккардовых и шелковых тканей, без ума от неё и умеет считать деньги. Он лично обсудил со мной, как будут рассажены мои клакеры и в какой момент кто из них будет вступать, и заметил бы, если бы я забрал нескольких человек. Плюс бенефис  в «Комеди Франсез», оплаченный по двойному тарифу… Я не могу перебросить ни одного человека. Если бы у меня было время подготовиться… возможно, я изыскал бы возможности. Вы пришли слишком поздно». - «Я узнал только что! - вскричал заказчик. – Вы пожалеете!» – «Ещё мой отец и мой дед занимались этим делом, мсье, - прервал его мсье Бролар, повысив голос. - Семейная традиция. Я дорожу нашей деловой репутацией и я честный человек. Поэтому я возвращаю вам деньги без вычета издержек. И это всё, что я могу для вас сделать сегодня». Я сообразила, что разговор заканчивается, отбежала к окну и спряталась за портьерой. И знаешь, кто вышел из кабинета, со всей силы хлопнув на прощание дверью?

    - Кто? – Камилла затаила дыхание.

    Сесиль засмеялась.

    - Будто ты не знаешь… Господин Нерваль, конечно.

    Пожалуй, ещё никогда в жизни Камилла не была так ошеломлена. У неё даже рот непроизвольно приоткрылся.

    В голове было пусто, только вертелись какие-то отрывочные восклицания:  «не может быть», «ну и дела», «чушь» и ещё, почему-то, «вот тебе и  финики».

     Во рту стало так горько, словно на зуб Камилле попало зернышко кайенского перца из Бернадеттеного рагу. Бернадетт постоянно злоупотребляла острыми приправами.

    Сесиль с торжествующей улыбочкой смотрела на неё, и это помогло Камилле взять себя в руки. Хотя бы внешне.

 Она ни в коем случае не должна была показать Сесиль, как удивлена. Нужно уметь держать удар, без этого в жизни не проживешь… Хорошая мина при плохой игре… Париж слезам не верит…

    Эти резонерские сентенции, прокрученные в голове, помогли Камилле перевести дух.

Невозможно стать парижанином, не научившись надевать маску беззаботной радости при всех печалях и неприятностях. И «полумаску» безразличия при самой глубокой радости. В Париже происходит нескончаемый бал-маскарад, все ходят в масках… в масках.

    Она поднатужилась и, вытащив самую хорошую мину, на которую была способна при данных обстоятельствах, надела её на себя. Её, правда, не оставляло сомнение, что мина сидит немного кривовато, но ничего, сойдет.

    - Ты такая наблюдательная, Сесиль, я прямо поражена… Пусть это останется между нами. - «Вряд ли, - подумала Камилла, - но нужно так сказать для достоверности». – Раз ты всё слышала, то поняла, что услугами клаки не удалось воспользоваться из-за этих дурацких крыс и переноса спектакля. Правильно? Бролар ведь сказал, что не может выделить людей…

    - Правильно, - задумчиво кивнула Сесиль.

    - Ну, так о чём говорить?

    - Знаешь, мне это в голову не пришло, - неохотно согласилась Сесиль.

    Камилла тряхнула волосами.

    - Видишь, иногда подозрительные события объясняются просто. Не будешь же ты утверждать, что и крысиное нашествие кто-то организовал, например, мсье Перс, тем более что оно было не в мою пользу.

    Сесиль покачала головой с хитро-загадочным выражением кукольного личика.

    - Ну, как сказать, как сказать, - она подняла пальчик, - вся эта шумиха была очень даже тебе на пользу! Происшествие привлекло всеобщее внимание, все газеты только об этом и писали. Всё внимание публики было обращено на Гранд Опера, и даже те, кто в обычное время и не обратил бы внимания на твой дебют, узнали о нём! Поэтому твой спектакль на следующий день выглядел особенно грандиозно. Всё это дополнительная реклама, дорогая!

     «Хм, - подумала Камилла, - а она в чём-то права. Я как-то не рассматривала события под таким углом зрения». Но вслух она произнесла:

     - Не думаешь же ты всерьез, что это мсье Нерваль (произнося имя, она слегка запнулась, зернышко перца было тут как тут) каким-то образом управлял крысами?

     Сесиль повела плечиком.

     - Конечно, без мистики тут не обошлось…

     - В мсье Нервале нет ничего мистического.

     - В нём-то нет…

     - А в ком? В ком в Опере есть хоть что-то мистическое? Я что-то таких не знаю. Может, в мадам Жири? Или в секретаре Реми? – хмыкнула Камилла.

     - Зря смеёшься над Реми, - обиделась м-ль Жамм, - как раз он сразу догадался, кто во всем этом замешан. Он очень умный, только вынужден всегда оставаться в тени директоров, подыгрывать им.

     - Ну, и кто же замешан в историю с крысами?

     - Конечно не мсье Нерваль, а твой другой знакомый, - Сесиль скорчила саркастическую гримаску. 

     Камилла, подняв брови, удивленно уставилась на неё. Неужели?..

     - Твой восточный мсье Перс, конечно.

     Камилла искренне засмеялась. Картина, нарисованная её воображением - неповоротливый, чрезвычайно усатый Аслан-бек, играющий на дудочке крысам, - была до того абсурдна, что Камилла не знала, как реагировать на слова Сесиль.

      - Он не умеет играть ни на одном музыкальном инструменте, - попробовала объяснить Камилла. - И, по-моему, у него совсем нет музыкального слуха.

      - Его слух здесь ни при чём, - Сесиль говорила очень уверенно. – За него всё сделал его приятель, Реми мне объяснил.

      - Какой приятель? – становилось всё интереснее и интереснее.

      - Реми мне сказал, - понижая голос, наклонилась к ней Сесиль, - что на самом деле никакой крысолов тут ни при чём. В дело вмешался (тут голос м-ль Жамм стал еле слышным шепотом) Призрак Оперы…

      Камилла сидела, постукивая ногой по полу. Так-так…

      - Почему Реми это решил? – прищурилась она.

      - Реми считает, что Призрак никуда не исчезал, только затаился. Он сказал мне, что твой Перс наверняка с ним общается; Реми и сам мог бы всю эту историю разведать, да ему это ни к чему, - Сесиль  вздохнула. – Он, знаешь ли, очень осмотрительный.

      «Это точно», - согласилась Камилла про себя. Вслух же она спросила:

      - А Реми не пробовал убедить в этом господ директоров?

      Сесиль фыркнула.

      - Он говорит, что при том жалованье, какое ему выплачивают господа директора, он не собирается делать за них ещё и эту работу. Он и так многое за них делает. Кстати, он говорил, что гораздо больше толку было бы в этом плане от твоего господина Нерваля. Тот охотно платит за нужную ему информацию, и неплохо.

      Камиллу было уже ничем не удивить. Вот даже как?

      - Неужели мсье Нерваль интересовался такой странной темой? Каким-то призраком?

      - Представь себе, - Сесиль увлеклась, - он подробно расспрашивал Реми о нём и о тех давних событиях. И об исчезновении певицы Кристины Дааэ и виконта де Шаньи, и о смерти графа де Шаньи тоже.

      - Вряд ли он поверил в то, что эти исчезновения объясняются легендами об обитавшем в Опере призраке, - пробормотала Камилла. – Он очень здравомыслящий человек.

      - Не знаю, поверил или нет, но Реми намекнул, что он остался доволен их беседой, понимаешь?

      Что уж тут не понять. Доволен, значит доволен.

      Пора закруглять разговор, а не то такое обилие разнообразной информации трудно переварить так сразу. Надо всё обдумать. И вообще - неплохо бы просто прийти в себя.

      Камилла неожиданно вспомнила о назначенном свидании и заторопилась. Свидание – причина натуральная, так сказать – природная. Если причиной спешки выдвигается свидание – это всем понятно. Потому что общеупотребимо. Сесиль восприняла это объяснение с пониманием, она не заподозрит, что Камиллу разволновал её рассказ.

       Добравшись до дома, как до тихой гавани, Камилла, даже не снимая накидки и шляпки, забралась с ногами на диван и свернулась клубочком. Только туфли скинула.

       Нужно привести мысли в порядок. Спокойно, Камилла! Спокойно, девочка!

       Всему есть разумное объяснение, надо только его найти.

       Она просидела минут двадцать, безучастно глядя перед собой. Обычно это помогало.

       Помогло и сейчас.

       Когда, по истечении вышеуказанного срока в комнату заглянула Бернадетт, удивленная отсутствием признаков жизни, Камилла взглянула на неё почти осмысленно.

       Бернадетт засуетилась, начала снимать с Камиллы накидку и шляпку, не заметив, естественно, что вуаль зацепилась за сережку. Камилла взвизгнула, схватившись за ухо, и ей удалось спасти его в последний момент.

       Нежно опекаемая Бернадетт, Камилла механически проглотила несколько ложек «что-Бернадетт-там-приготовила» и замерла опять, застыв с не донесенным до рта куском.

       Кажется, что-то начинало вырисовываться.

       Попросив Бернадетт принести кофе, Камилла опять сосредоточенно устроилась на диване. На этот раз она уделила большее внимание комфорту, обложила себя подушками, под локоть засунула «думочку» и чуть ли не с головой закуталась в плед. Можно начинать.

       Что мы имеем?

       Мы имеем явное противоречие, которое только на первый взгляд противоречиво. Если рассматривать события вне связи друг с другом, то выходит ерунда. Но если принять за основу мнение, что все они – звенья одной цепочки, то вот что мы имеем.

       На самом деле мсье Нерваль обманывал её, пугая её клакерами. Если верить Сесиль Жамм, а мы, в данной версии, ей верим, то он сам заказал клаку. Зачем? Да, Сесиль упомянула, что сначала её должны были освистать, а после антракта начать аплодировать по нарастающей, до финального успеха. Значит, целью являлся, всё же, её успех, а не провал. Но после треволнений и реальной угрозы полного фиаско.

       Камилла постаралась как можно лучше припомнить свой разговор с мсье Анри на террасе Cafe de la Paix.

      Если свести их разговор к предельно краткому изложению, то основной мыслью, которую он ей пытался навязать, было то, что она нуждается в покровителе. Который способен решить все проблемы. Если они появятся. А если бы не появились? Она бы прочувствовала? Видимо, нет.

      Мсье Анри очень умен, ничего не скажешь. Значит, он решил сам создать такую ситуацию, в реальности, а не гипотетически. И создал. После того, как её освистали бы в первом акте, он пришел бы  в антракте к ней, трясущейся в полуобморочном состоянии, утешил, поддержал и пообещал бы всё устроить, не описывая, каким образом. И, надо признаться, ей бы в такой момент было бы не до вопросов. А потом бы он устроил. Клакеры исправились бы в мгновение ока, и к концу балета зал гремел овациями!

       А она? Она рыдала бы от чувства признательности. И поверила в необходимость сильной руки, опекающей нежное беспомощное создание.

       Бесчестный интриган! Какие сети сплел, паук!

       Камилла так разгорячилась, что отбросила плед и, вскочив с дивана, заметалась по комнате. Он вообразил, что может играть ею, как фарфоровой куклой! Куколкой со смазливым фарфоровым личиком и ватой в голове… Он что, так в себе неуверен, что боится не добиться любви без помощи интриг и хитростей?

        Вряд ли… Красивый, богатый, самоуверенный – любой женщине лестно его внимание. Тогда что?

        Ответ напрашивался. Он принадлежит к разряду мужчин, которые должны подавлять и манипулировать. Сильный и властный. Любит подчинять себе, так ему интересней.

        Но… может быть, она чересчур сгущает краски?

        В конце концов, он хотел её успеха. Просто он полагает, что цель оправдывает средства. И многие придерживаются такого мнения. А его цель – она, Камилла Фонтейн. Чтобы её добиться, он готов на всё. Разве это не лестно?

        Наверное, по натуре он скрытый авантюрист.

        Может, он даже думал, что так романтичнее.

        Камилла остановилась перед зеркалом и посмотрела на своё отражение. Прелестная девушка с неуловимой грацией во всех движениях. Волосы разлохматились и глаза сверкают, но это ей к лицу. Ну, как мужчинам не пускаться во все тяжкие?..

        Она отступила на несколько шагов, так, чтобы отразиться в зеркале во весь рост, и встала в позу «Камарго» с одноименного портрета великой танцовщицы.

        Зеркало отразило тонкий выгнутый стан, грациозную игру округленных рук, изящный росчерк ноги в ажурном чулке…

        Камилла почувствовала, что настроение её улучшается.

        А нельзя ли танцевать босиком, без пуантов? Совсем другой постанов тела, другая пластика, позы. Появляется что-то такое античное, древнегреческое, как у мсье Шлимана. Костюмы нужно другие, конечно, без корсетов, свободные, струящиеся.

        Балерина подобрала юбки и попробовала несколько па. Как интересно... Хореография необходима совершенно отличная от нынешней, это ясно. Босые ножки в тонких чулках мягко пришлепывали по полу.

        В дверь, как всегда без стука, протиснулась Бернадетт.

        - Мадмуазель Камилла, - объявила она, - наденьте туфли. Там к вам пришел этот усатый мсье.

        «Что ж, - подумала Камилла, - очень кстати. Лучше задать ему некоторые вопросы не откладывая».

***