Слабый проблеск розоватого света скользнул сквозь веки, заставляя разум восстать против темноты. Глаза я зажмурил, но не обращать внимания на свет было всё труднее. Я просто хотел наслаждаться этой тьмой, окутавшей меня подобно огромному плащу Эрика. Во тьме не о чем было размышлять, не было никаких доводящих до агонии забот, досаждавших разуму. Всё же мне было отказано в моём желании – свет настойчиво пробивался сквозь полусон. Я открыл глаза.

Первое, что я увидел, – освещённые стены и стоящий в футе от кровати с уже знакомым букетом искусственных цветов и нетронутыми мамиными серебряным гребнем и расчёской большой туалетный столик.

Я снова оказался в комнате, которую занимала моя мама, в доме Эрика на озере.

 Меня охватила паника. Я начал было вставать с кровати, но руки и ноги стали будто ватными, всё тело сковало.

 Из соседней комнаты послышался шум голосов. Я без труда распознал звучный голос Эрика, хоть он и говорил тихо. А вот его собеседницу, наоборот, было еле слышно, и мне пришлось, приподнявшись на кровати, напрячь слух, чтобы понять суть разговора. Это была мама.

 «Нет, о нет, ради Бога, нет!» – пронзительно кричала она с ужасом и неверием в голосе. Наверно, ровный тон Эрика немного успокоил её, потому что потом она говорила уже тише. «Он это сделал, Эрик? Ты видел, как он сделал это?»

 «Тебе лучше не знать, Кристина. Ничего не знаешь – никого не выдашь».

 «Как это случилось? Как вы там очутились?»

 «Я следовал за ним, – я слышал, как Эрик расхаживает  по комнате. – Он пошёл туда после того выступления, которое он устроил у себя в гримёрной».

 «Ты был в его гримёрной? – с трепетом произнесла мама. – О! Ты был за зеркалом! Ты всё видел!»

 «Да». В комнате стало тихо. Я закрыл глаза и представил себе, как Эрик обнимает маму; потом вспомнилась затянутая в белую перчатку рука отца, сжимающая тонкие пальцы уличной девки. В голове зазвучал один вопрос – сначала еле слышно, затем уже мощным крещендо, от которого заболело в ушах. Почему именно я должен был хранить эти секреты? Почему я должен следить за тем, чтобы не ранить чьи-то чувства?

 Почему я?

 Гнев и разочарование ревели внутри меня словно ураган. Ко мне вернулись силы. Я спрыгнул с кровати и распахнул дверь, которая вела в переднюю. «Как Вы смеете! – крикнул я. – Неужели вы в моём присутствии будете…»

 Я не договорил. Мама сидела на диване, как только я ворвался в комнату, она убрала руки от лица, ее глаза расширились. Из-за органа на меня своими золотистыми глазами смотрел Эрик. Мама явно хотела что-то сказать, но Эрик жестом показал, чтобы она молчала.

 «Успокойся, Кристиан, – сказал он. – Ты, право, должен научиться контролировать свой гнев». Он поднялся и подошёл к маме, которая подняла на него взгляд. На её осунувшемся бледном лице рдели губы. Она разжала лежащие на коленях руки и нежно взяла Эрика под локоть.

 «Мне… мне жаль», – пробормотал я и помотал головой. В голове мелькали разные мысли. Они так естественно смотрелись друг с другом – высокий, аристократичный Эрик, и моя мама, с миниатюрной фигуркой и большими карими глазами, которые многим могли поведать историю любви и преданности. В то же время я не мог выкинуть из головы образ отца, держащего за руку проститутку, и, глядя на Эрика с мамой, я чувствовал себя ужасно виноватым.

 Действительно ли они совершали ошибку?

 Я отвернулся и закрыл лицо руками. Что мне делать, о Боже, что делать? Так и с ума сойти можно!

 Эрик будто прочёл мои мысли. «Кажется, ты забыл, зачем пришёл», – сказал он.  Я наблюдал за тем, как он грациозно подходит ко мне и подумал, что не могу оторвать взгляд от сверкающих под белой маской золотистых глаз. Он был одет очень элегантно, как и в последний раз несколько часов назад.

 Тогда я вспомнил. Перед глазами мелькнул образ человека, лежащего на тротуаре у моих ног. Я закрыл глаза, чтобы не видеть всего этого, но видение навсегда запечатлелось у меня в мыслях. Я почувствовал, как чьи-то пальцы легли мне на рукав, и, открыв глаза, я увидел карие глаза моей матери. Эрик отошёл к стене, с раздражающим любопытством продолжая меня разглядывать.

 «Ты должен рассказать мне всё, что случилось, Кристиан, – произнесла мама, повысив голос. – Я должна знать всё, понимаешь?» В её тоне послышалось отчаяние. Она обернулась и вопросительно посмотрела на Эрика, но он просто перевёл взгляд с неё на меня. «Может быть, от этого зависит твоя жизнь».

 «Я не помню, – пробормотал я. – Всё погрузилось во тьму, я посмотрел вниз и увидел, что тот человек лежит у меня под ногами…» Всё вокруг завертелось, я немного пошатнулся. Эрик тут же оказался возле меня, хотя (мысленно отметил я) его шагов не было слышно. Он взял меня под руку и отвёл к дивану. Рядом со мной присела мама. Её пальцы обвились вокруг моих.

 «Это естественно чувствовать головокружение после снадобья», – сказал Эрик. Его идеальный ровный тон звенел у меня в ушах, хоть и говорил он негромко.

 Мои пальцы начали сжиматься в кулаки.  Я пытался остановить их, но, казалось, они обрели собственную волю. «Вы отравили меня! – крикнул я. – Вы дали мне наркотик! Зачем?». Я открыл глаза и увидел, что Эрик прямо передо мной. Мама приоткрыла рот от удивления, между губ блеснули белые зубы.

 «Это было необходимо, – сказал он, пожав плечами. – Я не мог допустить того, чтобы ты увидел тот вход в мой дом. Видишь ли, есть несколько входов, но ты знаешь только о двух. Для моей безопасности … и для твоей тоже, даже это уже слишком много». Он сделал маме знак рукой. «Он не пострадал, – продолжил Эрик. – Я немедленно отвёл его в подземелье. Жандармы уже приближались. Их вопросы, по-моему, очень неприятны». Эрик скрестил руки на груди, от него повеяло чем-то грубым и первобытным. «Они могут прийти к вам домой, – закончил он и посмотрел на маму. – Что тогда ты им скажешь?»

 «Я не знаю, – проговорила она. – Что тогда мы им скажем?» Мама поднялась с дивана и, повернувшись и посмотрев на меня, неосознанно приняла ту же позу, что и Эрик. «Боже мой, я даже не знаю, что случилось!» Она упала передо мной на колени и опустила на них руки. Её глаза умоляли меня сказать правду. «Ради Бога, что произошло, Кристиан?»

 «Не помню!» – произнёс я и указал на Эрика. «Может, он знает? Дьявол, это он мог убить тех двоих, вот всё, что я знаю! Я видел, как он убил человека! Уверяю тебя, он тогда не почувствовал угрызений совести!»

 «Может, это я убил их. Ты и правда не можешь вспомнить, юный Шаньи? Что ж, тогда убийца – ты!» – ответил Эрик и начал смеяться. От его резкого, зловещего смеха у меня волосы вставали дыбом на голове, а сердце сжалось от ужаса и гнева.

 Мамино лицо побледнело, глаза наполнились ужасом. «Эрик, прошу», – прошептала она. Эрик умолк, неодобрительно посмотрел на меня и, медленно подойдя к маме, положил ей руки на плечи.

 «Прости меня, – сказал он. – Я никогда не умел справляться с гневом, который был направлен в мою сторону». Он посмотрел на меня, но не убрал руки с маминых плеч. Я заметил, что, когда Эрик говорил, мама продолжала на него пристально смотреть, как будто бы она пребывала в трансе.

 Мама моргнула и положила свои руки на его. «Он убил этих людей, Эрик? – спросила она. – Ты был там. Ты сказал, что пошёл за Кристианом. Ты видел?»

 «Да, я видел, но я не скажу тебе ничего», – ответил Эрик ровным тоном. Рукой он смахнул слезу с маминой щеки. «Кажется, я видел ещё кое-кого на улице, когда случилось это происшествие. Могут возникнуть неприятности. Если ты ничего не знаешь, ты ничего и не скажешь».

 «Что Вы имеете в виду?» – спросил я.

 «Я думаю, что к вам скоро явится полиция», – произнёс Эрик. – «Расскажешь все, что знаешь. Как и твоя мать. То есть ничего». Эрик коснулся пальцем маминого подбородка, поднял её лицо к себе и сказал: «Если ты не можешь ответить на вопросы полицейских, ты не подвергнешь своего сына опасности. Не зная правды, не сможешь солгать. Понимаешь?»

 Мама кивнула. Я почувствовал, как Эрик, склонив лицо ко лбу мамы, улыбнулся под маской. «А теперь идите, – сказал он. – Вам не следует надолго задерживаться. Возвращайтесь в шато. Если придёт полиция и будет вас о чём-то спрашивать, отвечайте». Эрик повернулся ко мне. «Отведи теперь свою маму домой, Кристиан».

 В его голосе не было места вопросам или неповиновению Мама нежно коснулась его щеки, и я, взяв маму за другую руку, повёл её к потайной двери. Закрывая за нами дверь я обернулся и увидел, что Эрик уже куда-то исчез.

 Меня нисколько не удивило, что отец вызвал меня в свой рабочий кабинет. Он нередко обсуждал со мной некоторые свои дела. В конце концов, отец часто повторял, что когда-нибудь я займу его место.

 Но, как бы я ни пытался, я не мог не думать о той девушке, которая вышла из его кареты перед Оперой. Я побледнел, и (в этом я был уверен) эти мысли отразились в моём взгляде, когда я вошёл в комнату.

 При виде его сжатых губы и беспокойных голубых глаз у меня в сердце возникло дурное предчувствие, но я сумел скрыть это. Какой-то мсье, сидящий за отполированным деревянным столом в углу комнаты, встал и поклонился мне. В руках он держал шляпу. Золотые пуговицы его красно-синей униформы блестели на солнце.

 «Прошу, заходи, Кристиан, – сказал отец. – Это инспектор Трюдо. Он хотел бы тебе задать несколько вопросов. Похоже, вчера ночью были убиты два человека, и тебя видели поблизости от места преступления».

 «Не понимаю, о чём ты говоришь, отец», – сказал я. Мои пересохшие губы стали похожи на наждачную бумагу.

 Инспектор наклонил голову и в открытую стал меня рассматривать. «Вы определённо подходите под описание человека, которого видели прошлой ночью в том районе», – сказал он.

 Отец поднялся из-за стола.  От его голоса внезапно повеяло холодом: «Вы называете моего сына лжецом? Я принял Вас в своём доме, и Вы оскорбляете меня, называя моего сына лжецом?».

 Слова отца немедленно изменили отношение инспектора. Побледнев, тот протянул руку моему отцу и сказал: «Нет, нет, мсье виконт, уверяю Вас, я не говорю, что Ваш сын лжёт. Я просто делаю замечание».

 «Думайте о том, что Вы говорите моему сыну, мсье. То, что Вы говорите ему, Вы говорите и мне».

 Инспектор поклонился отцу и повернулся ко мне. «Были ли Вы прошлой ночью близь Rue de Roi¹, мсье?».

 «Я не уверен, – ответил я. – Прошлой ночью я  действительно отправился на прогулку. Я вышел из Оперы и пошёл по улицам строго вперёд, но я не уверен, откуда именно я повернул обратно». Я взглянул на отца, который в замешательстве сдвинул брови. «Я не слишком хорошо знаком с этим районом Парижа», – пояснил я.

 Отец кивнул. Моё объяснение его удовлетворило, но инспектору угодить было не так-то легко. «Может Вы видели двух мужчин? У одного были светлые волосы, у другого, я полагаю, седые. Это были отец и сын».

 «К сожалению, инспектор, я никого не видел на улице. Было довольно поздно, когда я гулял».

 Инспектор кивнул и повернулся к отцу. «Благодарю за Ваше гостеприимство, мсье виконт. Я надеюсь, что больше мы Вас не побеспокоим».

 «Я тоже на это надеюсь», – проворчал отец, поднялся и поклонился инспектору. – «Кристиан проводит Вас». Отец сел за стол и начал просматривать кучу каких-то бумаг. Я протянул руку инспектору, который последовал за мной в коридор.

 В тишине мы дошли до входной двери. Сердце дрожало. Я тяжело сглотнул. Я чувствовал на себе взгляд инспектора. Безусловно, он видел, что я лгу! Казалось, я весь дрожал. Открыв дверь, я лишь произнёс: «Хорошего дня, инспектор».

 «Вы уверены, мсье, что ничего не знаете об этих двух убитых? – спросил он. – Вы полностью уверены, что ничего не хотите мне сказать? У нас есть свидетель, которая утверждает, что видела Вас прошлой ночью».

 «Я уверен», – ответил я.

 «Очень хорошо, – сказал он. – Полагаю, нам нужно подождать заключительной экспертизы тел». Инспектор повернулся и сел в поджидавший его экипаж.

 Я знал, что должен немедленно найти маму. Я обежал всё шато, расспрашивая каждого слугу, который попадался мне на пути. Каждый шарахался от меня, когда я подходил к ним. Никто её не видел. На секунду я подумал, что мама опять решила навестить Эрика, а потом сообразил, что экипаж не покидал шато этим утром.

 Мои поиски привели меня в находящийся рядом с домом большой сад, одно из любимых маминых мест. Я любил наблюдать, как она своими маленькими пальчиками копается в земле, как ухаживает за цветами и растениями, которые в итоге становились одними из самых прекрасных в Париже. Её пальцы словно оживляли их и заставляли петь дифирамбы Богу. Каждому, кто бы ни хвалил маму за такое бережное отношение к цветам, мама ненадолго улыбалась и говорила, что она ухаживает за ними до тех пор, пока Бог не потребует их к себе. Потом её глаза наполнялись печалью, и мама отворачивалась…

 Я нашёл её возле самого большого куста роз в саду – мама нежно гладила пальцами последний огромный бутон, который ещё не успел увянуть из-за холодной осени. Её длинные тёмные кудри были убраны на затылке. Заправив одну прядь за ухо, мама обернулась, услышав мои приближающиеся шаги.

 Она мгновенно побледнела. «В чём дело, Кристиан?» – спросила она.

 «Здесь были жандармы, мама, здесь только что был инспектор!»

 Она приложила палец к губам и жестом показала мне подойти поближе. «Тише!» – произнесла она и нахмурила брови. «Говори потише. Теперь, скажи мне, что случилось». От моих слов её глаза округлились. Когда я закончил, она опустилась на колени. Я встал рядом с ней.

 «Он был прав! – прошептала она. – О, Эрик был прав! Кто-то видел!» Она закрыла лицо руками. «Боже, что нам делать?»

 «Я не знаю, я не знаю», – простонал я. События предыдущей ночи, вкупе с визитом инспектора, изрядно утомили меня. Я пока потерял способность здраво мыслить.

 «Мама», – произнёс я и коснулся её плеч, беззвучно прося её посмотреть на меня. «Мы не знаем, я ли убил этих людей! Я не помню, что случилось, но, может, их убил Эрик! Он убивал и раньше!»

 «Прошу, Кристиан, не начинай…»

 «Мы скажем полиции, что он был там, мама». Она сдвинула брови и разомкнула губы, в её блестящих глазах читалось неверие. «Нет, выслушай меня сначала, мама! Я могу сказать им, что я был там, и добавлю, что Эрик тоже был там. Тогда они и выяснят, кто это сделал. Они выяснят. Я не верю, что я их убил, мама!»

 «Ты предашь его?» – открыла мама рот от удивления. – «Ты предашь его, после того, как он спас твою жизнь? Эрик сказал мне, что те люди хотели тебя убить!».

 «Мы не знаем наверняка…»

 «Он сказал, один из них направил на тебя нож!»

 «Он это тебе сказал?»

 «Это всё, что он мне сказал, – произнесла мама. – Он рассказала мне это перед тем, как ты очнулся. Если он убил тех двоих, Кристиан, он этим спас твою жизнь, и теперь ты выдашь его?»

 Я вскочил, взял маму за руку и помог ей подняться. «Я не испытываю никакой лояльности по отношению к этому человеку». Это говорил мой разум, сердце же моё трепетало, пока я произносил эти слова. Я знал, что лгу. В округлившихся глазах мамы я прочёл недоверие. «Хорошо, это неправда! Я не хочу причинять ему зла, но я не буду стоять в стороне и смотреть, как он причиняет зло нам, и теперь…»

 «Кристиан». Она взяла меня за руку. Я посмотрел ей в глаза и увидел ту неугасаемую печаль и тоску, которую много раз видел раньше. Сейчас они наполнили её карие глаза. Мама вздрогнула. «Ты никому не можешь рассказать об Эрике. Ты понимаешь, что случится, если ты скажешь о нём полиции, нет? Они убьют его, Кристиан, не только за то, что он виновен в преступлениях, но также из-за его лица! Просто из-за лица!»

 «Как долго ты будешь скрывать эту тайну, мама? Прежде, чем узнает отец?»

 «Если бы ты только знал всю правду… – она осеклась и прикусила нижнюю губу. – Может быть, совсем скоро ты узнаешь обо всём! А сейчас мы должны попридержать язык, пока не уляжется скандал вокруг убийства».

 «Ты любишь отца?»

Мама остановилась с расширенными глазами – в её взгляде я читал множество непроизнесённых вопросов. «Конечно, – ответила она. – Я очень сильно люблю твоего отца». Она сжала руки в кулаки и снова прикусила нижнюю губу. «Как ты можешь такое спрашивать?»

 «Как ты могла предать его? Как ты можешь видеться с Эриком, когда ты замужем за отцом?»

 «Лучше бы ты никогда не видел меня с Эриком, Кристиан. Если бы я знала, что он жив, я бы никогда не рассказала тебе о том, что случилось много лет назад. Понимаешь?» – мама, сдвинув брови, помрачнела. – «Я не знаю, чем всё это кончится, но я знаю, что кто-нибудь в итоге пострадает! Кто-то пострадает, Кристиан, либо твой отец, либо Эрик… либо я… Думаю, я пострадаю в любом случае».

 «Так не должно быть, мама», – сказал я и, положив руки на её плечи, повернул к себе лицом. В её карих глазах заблестели слёзы, когда она посмотрела на меня. «Ты можешь всё это прекратить, сейчас. Не возвращайся в Оперу. Ты думала, что Эрик умер много лет назад. Отпусти его снова».

 Дрожащими пальцами мама прикоснулась к щеке. «Я не хочу этого, – еле пробормотала она. – Я отдала ему свою душу. Я не хочу забирать её назад! Разве ты не понимаешь, Кристиан? Эрик – мои сердце и душа!» Она обхватила себя руками и сделала шаг назад, продолжая смотреть мне в глаза. «Когда мой отец умер, я думала, что мне незачем жить, – сказала мама. – Мне на всё было наплевать, на пение и музыку, на всё, пока я не встретила Эрика. Он дал мне новую жизнь».

 Я старался понять всю гамму охвативших её чувств, но не мог. Я никогда не был влюблён.

 Мама положила мне руки на предплечья, сильно сжав их своими маленькими пальцами. «У нас сейчас есть более неотложные дела. Ни слова о том, что случилось прошлой ночью, понял меня, Кристиан? Ни слова никому, даже твоему отцу!»

 Я мрачно улыбнулся, наблюдая, как она пересекает сад и идёт в дом. Тёмная тень страха легла на мой разум. Эти убийства не забудутся; они будут преследовать меня, я уверен!

 Я вошёл через парадную дверь шато и в гневе повернулся, когда кто-то схватил меня за руку. Отец с удивлением взглянул на меня. «Тише, Кристиан, – произнёс он. – Пойдём. Мне нужно с тобой поговорить».

 Отец пошёл в гостиную и остановился перед большим зеркалом с позолоченной рамой, в котором я несколько лет назад так внимательно изучал своё отражение. Морщины меж его бровями после ухода инспектора стали ещё заметнее. «Закрой двери, пожалуйста», – сказал отец. Я пошёл к дверям и закрыл их, ощущая на себе его взгляд.

 Отец всё смотрел на меня, когда я шёл обратно к нему. Его губы вытянулись в тонкую красную линию. «Какая у тебя аристократическая походка, Кристиан! – воскликнул он, слегка улыбнувшись. – Ты прирождённый граф. Впрочем, так и должно быть». Отец подошёл к одному из высоких окон комнаты и посмотрел вдаль. «Ты помнишь, почему тебя выгнали из пансиона, Кристиан?»

 «Конечно, – ответил я. – Все говорили, что я избил того мальчика почти до полусмерти».

 «Из-за собаки, – пробормотал отец. – Да, всё из-за собаки!» Он посмотрел на меня своими помрачневшими голубыми глазами. «Могло ли то же самое случиться прошлой ночью, Кристиан? Ты ли убил тех людей? Возможно, ты просто не помнишь этого…»

Я почувствовал, что на лице у меня выступил холодный пот. Должно быть, я побледнел, потому что отец подошёл ко мне, сдвинув брови. «Ты в порядке?» – спросил он.

 «У меня немного закружилась голова», – сказал я и присел на кушетку. Отец сел рядом.

 «То, что я сказал, беспокоит тебя, Кристиан, верно?» – мягко спросил он решительным тоном. Я знал, что он ждёт моего признания, но как я мог рассказать ему правду? Как я мог открыть ему, убивал или не убивал я тех двух, когда я только что пообещал матери молчать?

 «Отец…»

 Он встал и, подойдя к зеркалу, обернулся ко мне, опираясь одной рукой на стену. «Послушай меня, Кристиан, – начал он. – Слушай очень внимательно. Ты мой сын. Я очень сильно люблю тебя. Я отдам за тебя свою жизнь, понимаешь, Кристиан?» Отец резко махал руками, отчего у него даже лицо раскраснелось. «Я должен знать, убил ли ты тех двух. Инспектор в письме сообщил мне, что он ждёт тебя завтра утром в своём кабинете. Он хочет, чтобы тебя опознала женщина, которая утверждает, что видела тебя. Знаешь, что это значит, Кристиан?»

 «Да, – ответил я низким голосом. – Меня будут судить за убийство». Я почувствовал, как у меня начинает колотиться сердце.

 «Да, если она узнает тебя! Но ты не должен туда ходить, Кристиан. Я могу послать тебя в Лондон по делам, или куда-нибудь ещё, неважно!» Отец уже почти перешёл на крик, лицо у него совсем побагровело. «Я не хочу видеть, как тебя повесят за убийство!»

 Внезапно я почувствовал усталость. Откинувшись на спинку кушетки, я закрыл глаза. Я знаю, что должен делать.

 «Я был там, отец». Он сморщил лоб и, прищурив глаза, немного наклонился вперёд, как будто бы мои слова причиняли ему физическую боль. «Я был там. Те двое приблизились и хотели забрать кольцо. Один из них потребовал, чтобы я очистил свои карманы, а затем вытащил нож».

 Отец жестом прервал меня. «Не надо больше, Кристиан, – еле слышно проговорил он. – Не говори ничего. Сегодня же ночью ты уезжаешь в Лондон».

 «Отец, я не знаю, что случилось, – сказал я. – Всё стало чёрным, как в тот день в школьном дворе». Я закрыл лицо руками и почувствовал, как во мне нарастает страх и разочарование. Мне не хотелось плакать перед отцом. «Следующее, что я помню – два трупа, лежащих на земле возле меня».

 «О, Кристиан», – простонал отец, снова присев возле меня. «Всё будет хорошо, – пробормотал он. – Я немедленно обо всём договорюсь».

 Он уже хотел было встать, но я схватил его за руку. Я не мог уехать в Лондон. Я не мог сбежать от этого всего. Если я убийца, я должен был ответить за свои поступки. От мысли, что меня будут судить, в животе всё сжалось в тугой узел, и мне стало дурно. Но подумав об обратном, я почувствовал себя ещё хуже.

 «Я не могу вот так все оставить, отец», – сказал я. Его глаза расширились от удивления, а дыхание участилось. «Если я убил их…»

 «Ты думаешь, что должен пойти и посмотреть, так сказать, в лицо своим неприятностям, – закончил за меня отец. – Это не так, Кристиан. Может, ты никого и не убивал, но ты и не заметишь, как окажешься в петле. Полиция любит судить представителей аристократии. Всё, что им нужно – знать, что ты был там, и заставить эту девушку опознать тебя. Если она скажет, что видела тебя, ты погиб, понимаешь меня?» Отец положил мне руки на плечи и слегка тряхнул. «Одумайся, мой мальчик! Сейчас не время для благородства!»

 «Хочешь, чтобы я солгал? – спрсил я в гневе. – Хотя почему бы и нет! С чего это мне не лгать? Вся моя жизнь – сплошное враньё!»

 «Что ты имеешь в виду?» – побледнел отец. В его взгляде вспыхнуло голубоватое пламя, какое иногда бывает у свечей.

 «Ты и мама, отец! Каким идиотом я был!» Я порывисто подошёл к камину, обернулся и увидел, что он медленно подходит ко мне. «Вы ведь счастливая пара, не так ли? Все эти годы вы притворялись, что любите друг друга! Думаете, что могли бы вечно хранить свои тайны?»

 «Ради Бога, что…»

 «Я видел тебя, отец! Видел прошлой ночью с какой-то женщиной! Я видел, как она вышла из твоей кареты у Оперы». Отец стоял передо мной с поднятой головой и открытым ртом. «Мама не так уж и хороша, отец? Она тебя больше не удовлетворяет»

 Его лицо резко зарделось, а голубые глаза заблестели, как у безумца. «Наглый мальчишка, – разъярённо прошептал он. – Ты смеешь указывать мне, как поступать? Своему отцу? Будь ты младше, я бы выпорол тебя!»

 Сделав несколько вздохов, я беспристрастно посмотрел на него. Он оглядел меня с головы до ног и, кажется, ещё больше разозлился, чем минуту назад. «Я знаю, от кого ты понабрался таких мыслей», – сказал он. Вся краска сбежала с его лица, он запрокинул голову и засмеялся. Я подумал, что он, должно быть, бредит. «В моей семье такого не было!»

 Я было подошёл к нему, но отец остановил меня, взяв под локоть. «Кристиан», – произнёс он. Я взглянул на него. Было ощущение, что он увял: бледное лицо, впалые, чётко очерченные щёки, полные отчаяния глаза. «Прошу. Я хочу кое-что объяснить тебе. Пообещай, что не скажешь своей матери».

 Я глубоко вздохнул и одним махом выдохнул весь воздух из лёгких. «Обещаю».

 Отец присел на кушетку и, закрыв лицо руками, начал. «После твоего появления на свет доктор сказал твоей матери, что она больше не сможет иметь детей. Роды были трудными. Он сказал, что ещё одна беременность убьёт её».

 Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Я был прав. Каким же идиотом я оказался! О дальнейшем можно было легко догадаться. Я почувствовал себя жутко виноватым. Отец меж тем продолжил: «Есть только один верный способ убедиться, что у твоей матери больше не будет детей. Понимаешь, Кристиан? Все эти годы с момента твоего рождения я не прикасался к ней. Я бы ни за что не рискнул её жизнью! Ничто в этом мире не стоит того, чтобы потерять Кристину!»

 Он поднял взгляд на меня. «А я всё ещё мужчина, – продолжил он. – Мужчина, с такими же желаниями, как у всех. Да, иногда я хожу к другим женщинам, но это лишь мимолётная прихоть. Признаюсь, что в этом отношении я слаб, но моя любовь к твоей матери так же сильна, как и в первый день нашего знакомства. Я изменяю ей, чтобы сохранить жизнь!»

 «Но можно же иначе…»

«Да, можно, но наверняка есть только один способ».

 Сердце заболело в груди, когда я посмотрел на этого гордого, благородного человека, который превратился в комок рыданий. Я довёл его до такого состояния своими бесстыдными вопросами и обвинениями. Я сам едва сдерживал слёзы. «Прости, отец», – пробормотал я.

 «Ты же не знал, – ответил он и встал. – Пожалуйста, не говори матери, что я рассказал тебе об этом».

 «Обещаю», – ответил я.

 «Хорошо, – проговорил он и громко выдохнул воздух. – Я люблю тебя так же, как и её, Кристиан». Его лицо снова начало розоветь. «Ты не будешь отвечать за преступление, которого, возможно, и не совершал!» Он подошёл к двери, которая вела в гостиную, остановился и, опершись руками о дверь, покачал головой. Когда он повернулся ко мне, у меня перехватило дыхание от невероятной тоски в его глазах. «Знаешь, что случиться с твоей мамой, если она увидит тебя болтающимся в петле?»

 Смотря на его полные слёз глаза, бледное от боли в сердце лицо, я подумал, что он безоговорочно любит меня. Я помню, как он взял меня на руки после того, как я упал с дерева перед шато. Помню, как он придерживал мне голову, когда у меня перед первым сольным концертом меня наизнанку выворачивало.

 Я знал, что люблю его, несмотря на всё то, что он сделал, и я ещё больше любил маму.

 Я медленно закрыл глаза и, открыв их, посмотрел на отца. «Что мне делать, отец? Как мне жить, зная, что я, возможно, кого-то убил, и, струсив, не смог признаться в этом?» Я подошёл к нему и протянул руки, умоляя понять. «Лучше жить, зная, что я трус, отец, чем умереть преступником? На моих руках прошлой ночь была кровь! Я видел её в свете уличного фонаря!»

 «Может, ты просто коснулся трупа, или ножа…»

 Я прервал его. «Возможно, – согласился я. – Да, это возможно. Или это я убил их. Мы никогда не узнаем, отец, пока эта женщина не опознает меня. Если она видела, как я убил тех двоих…»

 «А как же твоя мать?»

 В сердце закрался страх. Я нахмурил брови. «Прошу, не говори ей, – сказал я. – Прошу, отец. Скажи ей, что нам нужно в Париж по другому поводу. Ей не надо ни о чём знать… пока не надо».

 Отец словно резко постарел. «Нет, Кристиан, – произнёс он. – Я не допущу, чтобы моего сына казнили за преступление, которого он не совершал! Нет!» Он сорвал голос и отвернулся, что я не увидел его слёз. «Я немедленно обо всём договорюсь. Сегодня ночью ты едешь в Лондон».

 Сила его любви ко мне поразила меня. Он быстро вернулся к двери гостиной и исчез за углом коридора. Хотя я знал, что у меня не было выбора. Я не смог бы так жить, каждый день смотреть в зеркало и видеть в нём труса. Я должен пойти в кабинет инспектора и проверить, опознает ли меня та женщина.

 Между тем я знал, что мне придётся покинуть дом. Отец, безусловно, не отступится от своего плана отправить меня в Лондон. Если понадобится, он прикажет слугам просто связать меня. Нет, я не мог рисковать.

 Секунда – и я распахнул парадные двери шато.

 Я гадал, не последний ли это мой рассвет, который я встречаю на свободе.

Я сидел на кушетке в своей гримерной в Опере, держа рукой подбородок. Глаза слипались, но разум вырывал меня из этой блаженной пустоты. Я снова как бы оказался между отцом и матерью, и теперь мне стало ясно, что же мешало родителям сблизиться друг с другом.

 Теперь я знал, что это был я.

 Воспоминания нескольких последних недель мелькали перед глазами как скоростной поезд. Один конкретный образ всплывал в памяти, затмевая все мысли о матери, отце и моей карьере. Эрик.

 Я чувствовал его тёмное присутствие в моей гримёрной. Внезапно мне понадобилось увидеть его. Мне захотелось, чтобы он показался, поговорил со мной, сказал, правильно ли я поступаю. Он уже спас меня прошлой ночью. Я мечтал, чтобы и на этот раз он мне помог. Казалось, у меня сердце разорвётся пополам – настолько сильно я желал его присутствия. Не знаю почему, но мне хотелось, чтобы он утешил меня…

 Я опустился на кушетку и сцепил руки в замок на затылке. «Ты дурак, Кристиан, – гневно пробубнил я. – Полный, круглый дурак! Ты ждёшь совета убийцы!»

 Сколько раз я переживал события прошлой ночи! Я видел, как светловолосый человек приближается ко мне, я слышу его снисходительный голос, который просит опустошить мои карманы. Я слышу свой собственный холодный ответ. Я видел  блеск его ножа. Темнота, окутавшая разум. По моим рукам снова течет кровь, и Эрик опять хватает меня за руку.

 Что бы случилось, не будь его там? Меня схватили бы жандармы? Я был не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы; наверно, я уже был бы в тюрьме к этому времени, не уведи меня Эрик прочь. Зачем он пошёл за мной? Зачем спас?

 Дрожа, я глубоко вздохнул. «Господь Всевышний, помоги мне, если можешь, – прошептал я. – Я не знаю, что мне делать! Поступаю ли я правильно?»

 Тут я заметил, как зеркало чуть блеснуло, как будто бы его кто-то тронул. Я мрачно улыбнулся и, подойдя к нему, прикоснулся к гладкой поверхности холодного металла. «Эрик, – позвал я. – Если вы здесь, мне нужно поговорить с вами. Вы слышите меня? Эрик!»

 Я откинулся на каблуки и задрал голову к потолку. Конечно, Эрика там не было. Он даже не имел понятия ни о том, что я в своей гримёрной, ни о случившемся в шато. К тому же, как он мог помочь мне? Он мог только сказать что-нибудь, что разозлит меня, а это помешает мне сконцентрироваться на дальнейшем задаче. Завтра утром меня будут допрашивать, и от моих ответов полностью зависит моё будущее.

 Я развернулся на каблуках. Моё сердце остановилось, я позабыл, что должен дышать, отчего в лёгких неприятно заболело. Он стоял прямо передо мной, в чёрном плаще и шляпе, придававшим ему ореол загадочности и тайны, который в первый раз привлек меня к нему. Он бесшумно подошёл сзади ко мне, словно призрак, и я тогда спросил себя, может, так оно и есть. Мама говорила, что видела как он умирал.

 Во время нашей первой встречи в тёмном коридоре под Оперой его золотистые глаза под белой маской смотрели на меня с суровой холодностью. Сейчас же они сверкали теплотой, которой он оделял только мою маму. Склонив голову, он сказал: «Я здесь. Зачем ты звал меня?» Моя воля словно подчинялась его мрачному, неотразимому тембру голоса. «Зачем ты звал меня?»

¹ – по-французски «Королевская улица» будет Rue du Roi.(прим. переводчика).
 

***