У меня есть сын.

Он не унаследовал моих черт, и все же я полагаю, что в некотором отношении это так. Никакое зеркало не искривится и не разобьётся вдребезги в ужасе после того, как в нём отразится его лицо. Я думаю, Кристиан выглядит так, как мог бы выглядеть я, если бы не какое-то наследственное несчастье, которое поставило меня вне рода человеческого. С самого моего рождения я встречался или с холодным равнодушием или со страхом. Нет, этот молодой юноша, который лежит сейчас передо мной на кровати, никогда не испытает судьбы, которая выпала на мою долю. Я поднял глаза к потолку комнаты и мысленно поблагодарил Бога, который, я был уверен, давно покинул меня.

Когда я посмотрел на Кристиана, мне показалось, что у меня разорвётся голова. Нет, он никогда не изведает той жизни, которую вёл его отец. Я задавался вопросом, как такой монстр вроде меня может быть отцом такого создания. Меня начали одолевать сомнения. Я пристальнее всмотрелся в его лицо, запоминая черты лица, которые были призрачным отражением меня самого, и которые были полностью несхожи. Несомненно, у Кристиана нет черт Рауля де Шаньи, и он не слишком-то похож на свою мать…

У меня есть сын. За все годы пребывания под покровом темноты в подземельях оперного театра, годы мучений от того, что я дал Кристине уйти, я никогда даже не мечтал, что у меня будет сын. Бог (или кто-то ещё) подарил мне любовь. Я не сомневался, что Кристина любит меня. Я видел это в её глазах всякий раз, когда она снимала мою маску, чтобы поцеловать меня. Её поцелуи обжигали меня изнутри и вдыхали новую жизнь в мою душу, мрачную бессмысленную пустоту, которая, я верил, давно умерла.

Всё это мне подарила любовь.

Я не мог оторвать взгляд от Кристиана, который лежал на той самой кровати, где он был зачат. Я поднял голову, когда в комнату вошла Кристина. Она одарила меня той нежной, внушающей любовь улыбкой, которая всегда заставляла сильнее биться моё сердце, но в глубине её глаз я увидел мрачную тень страха. Она хотела знать, как я поступлю. Сказала бы она мне, что Кристиан мой сын, если бы я не попытался убить его?

Она взяла в руку платок и осторожно отёрла его лицо. Кристиан не шевелился. Она села рядом со мной и взяла его руки в свои, нежно погладив его пальцы. Они у него были ненормально длинные. Я впервые заметил это той ночью, когда вытащил его из озера и принёс к себе домой. У Кристины тоже были длинные худые пальцы. Я думал, что у Кристиана её руки. Теперь, глядя на руки Кристиана, я видел свои собственные.

Растопырив пальцы, я посмотрел на свои ладони. Я почувствовал, что Кристина наблюдает за мной. Обернувшись, я увидел, что её нежные карие глаза полны слёз. Я смахнул их пальцем и почти коснулся ладонью её щеки. Я хотел что-то сказать, но в тот момент эмоции настолько захлестнули меня, что я позабыл все слова. Кристина прижалась щекой к моей руке.

«Мне жаль, Эрик», – прошептала она.

«Почему ты держала его вдали от меня все эти годы?» - спросил я дрожащим голосом. Сердце мучительно сдавливало.

«Я думала, что ты умер, – пробормотала она. – Он связывал тебя со мной. Когда он шёл по комнате, я видела тебя. Он похож на тебя…». Она замолчала, опустила глаза долу и сложила руки на коленях.

«Нет, слава Богу, он не похож на меня», – ответил я и встал с кровати. Боль, которая подобно ножу вонзилась в меня, медленно рассеивалась под натиском моего гнева. Ко мне вернулось холодное спокойствие. «Он может делать то, о чём я мог только мечтать. Он уже это воплощает в жизнь. Ты видела, как люди буквально рвутся на его концерт. Он гений музыки, Кристина! У него голос ангела…».

Мой собственный голос мне не повиновался. Я почувствовал, как по моим щекам потекли горячие слёзы. Хорошо, что моё лицо скрывала маска, хоть влажная ткань прилипала к лицу и это доставляло жуткое неудобство.

Кристина встала с кровати и, сделав несколько шагов, подошла ко мне. По её щекам продолжали течь слёзы. Она прижала руки к моей голове и притянула к себе, прямо как она сделала той ночью, когда мы слились в одно. Сквозь маску я почувствовал её губы на своих. Этим поцелуем она сказала мне всё – что любит меня, что боготворит нашего сына, что сделает всё это снова, если потребуется.

Неожиданно я почувствовал, что мне нужна её поддержка, мне нужно было кожей почувствовать её. Я прервал поцелуй и снял маску. Я увидел её глаза. В них не было ни ужаса, ни страха – только сверкающие слёзы любви. Прижав её к себе, я почувствовал, как она дрожит, рукой я  приблизил её щёку к своей.

У нас есть сын. Эта красивая женщина, которая трепетала в моих объятиях, наградила меня тем, ради чего большинство мужчин с радостью бы умерло.

Дрожа, я подумал о том, что чуть не убил собственного сына.

Моё сердце трепетно забилось в груди, когда Кристина позвала меня. Её голос кружил мне голову, и я вовремя услышал его, иначе убил бы юного Кристиана.

Мною начала овладевать слепая ярость. Я почувствовал это в глубине разума, когда мы с Кристиной стояли на берегу подземного озера и она целовала меня своими тёмными губами. Она слегка отстранилась от меня, её маленькие пальчики обвились вокруг моих, её карие глаза даже потемнели от нежности в её душе, когда я услышал этот шум. Я знал, что это такое было; я слышал это много раз. Кто-то спускался вниз по каменной лестнице, которая вела к озеру.

Разумом завладело бешенство. Голова трещала. Я попытался сохранить хладнокровие; я знал, что если этого не сделаю, Кристина будет в опасности. Я должен был защитить её. Я оттолкнул её от себя так сильно, как мог. Моё сердце облилось кровью, когда я увидел, как она упала. Я знал, что она не сильно поранилась. Я вынужден был это сделать. Кто бы ни приближался к нам из темноты, он шёл за мной. Кристина не должна была стоять на пути.

Я едва не рассмеялся, увидев, как Кристиан направил на меня пистолет. Это было правда забавно – гнев в его глазах, поза, в которой он стоял. Я помню, как на его чёрных волосах искрились отблески голубоватого озера. Его лицо было таким же белым, как его рубашка. Рука, державшая пистолет, дрожала. Он явно не представлял для меня угрозы.

Он стоял, желая не просто убить меня. Он хотел сделать то, чего его отец ждал все эти годы. Почему бы красивому молодому человеку не отомстить монстру, который претендовал на сердце его матери?

Кристиан был готов отомстить за своего отца. Я же имел прекрасную возможность отомстить за себя.

Я убью его. Я мысленно уже сделал это, я представлял себе, как пенджабское лассо затягивается у него на шее и едва не отрывает у него голову от плеч. Я видел, как Рауль де Шаньи стоит рядом с гробом своего сына. Что-то было в этой сцене такое, отчего в моём сердце радость играла крещендо¹.

Тогда, в одно мгновение, я вспомнил о женщине, которая лежала около меня на земле. Кристина не поднималась. Убив Кристиана, я разобью ей сердце. Сможет ли она когда-нибудь вернуться ко мне, если я отниму жизнь у её собственного сына?

Гнев совсем затуманил разум. Я сошёл с ума и потерял счёт времени. Пенджабское лассо подобно змее рассекло воздух и обвилось вокруг шеи Кристиана. В его глазах я прочёл удивление. Он прищурился, пытаясь спустить курок пистолета. Оружие упало на землю, когда я ловким движением запястья потянул верёвку на себя.

Я почти сделал последнее смертоносное натягивание удавки, когда Кристина позвала меня.

Моя рука застыла в воздухе. Удавка упала на землю, но перед этим у юного Кристиана подкосились ноги. Он упал на землю и  потерял сознание.

Я смотрел, как Кристина бросилась к нему, её трясло от рыданий. «О, Кристиан, Кристиан!» -

пронзительно кричала она. Она была вне себя от горя. Глаза словно застлало красное облако, которое поглотило всё, пока я  приходил в обычное спокойное состояние.

«Он жив», – сказал я, подойдя к ним. Я склонился над Кристианом, снял веревку с его шеи и спрятал её под своим плащом. «Хотя он некоторое время будет без сознания. Отнесём его в мой дом, пока он не придёт в себя».

«Ему не нужно там быть», – пробормотала Кристина.

«Не думаешь, что ему стоит увидеть, где живёт его отец?» Я сделал шаг назад и скрестил руки на груди. «Идём, Кристина. Не пора ли ему познакомиться с отцом?»

Боль, которую я раньше никогда не чувствовал, переполнила мою грудь. В голосе послышались нотки гнева, когда я стал упрекать единственного человека рядом со мной… женщину, которую я любил всем сердцем и душой. «Как долго ты хотела скрывать это от меня, Кристина?» Неожиданно в мой разум стало просачиваться облако сомнения и словно густой туман окутывать мои мысли. «Ты уверена, что он мой сын? Согласись, разница будет совсем небольшой!» Я упёрся руками в бока и смотрел, как её глаза округлились от потрясшего её ужаса. «О, я разгадал твой секрет? Может, он сын Рауля де Шаньи, а ты использовала эту уловку, чтобы я пощадил ему жизнь!»

«Нет! – эхом раздался в воздухе шёпот, в котором слышался страх. – Нет, Эрик! Я бы никогда не солгала насчёт этого!»

«О, но ты уже солгала, так или иначе», – сказал я. Мою грудь наполнил могильный холод и скрыл гнев и печаль, которые лежали в глубине моей души. «Ты либо солгала мне, либо Раулю де Шаньи!» Я медленно подошёл к ней. Гнев снова стал нарастать, но я мысленно подавил его. «Кто его отец, Кристина?» Я опустил руки. «Может быть, ты лгала насчёт всего!»

«Прошу, Эрик!» – Кристина закрыла лицо руками и прижала к груди Кристиана. Её рыдания эхом разнеслись по тихому ночному воздуху, окружавшему озеро. «Прошу, не делай этого!»

Я не хотели причинять ей боль, но я понял, что не могу остановиться. Новость, что у меня есть сын, до глубины души потрясла меня. «Может, ему стоит увидеть своего отца?» Я шагнул к ней, взял за руки и помог подняться на ноги. «Стоит мне снять перед ним маску?»

Она посмотрела мне прямо в глаза, безмолвно умоляя меня прекратить эти душевные терзания. Её глаза наполнились печалью и ужасом. Между бровями у неё обозначилась морщинка. Её маленькие пальчики сжали мои руки.

Я почувствовала те мучения, которые она испытывала на протяжении долгих бесконечных дней, желая поведать кому-нибудь свою тайну, которую знала лишь она одна. Я знал, что случится, если Кристина расскажет обо всём Раулю. Её заставят покинуть его дом, забрать незаконнорожденного ребёнка и оставят жить в абсолютной нищете. Она всегда носила бы клеймо шлюхи, а Кристиан больше не смог бы выступать в Опере.

Душа Кристины наполнилась болью, когда она подумала о тех мрачных годах. Я видел это в её глазах. Они поведали мне, как она одна носила бремя наследия этого мальчика. Закрыв глаза, я выпустил Кристину из своих объятий. Она села на землю, крепко прижав колени к груди. Я несколько раз глубоко вздохнул. Я вынужден был разомкнуть объятия; я не знал, смогу ли вынести те пытки, которые Кристина терпела все эти годы. Как, должно быть, она страдала во время беременности, ожидая, что наш ребёнок унаследует моё лицо!

Я словно окоченел и взглянул на Кристиана. Даже когда он спал, его пухлые губы чуть-чуть улыбались. У него было моё телосложение, единственное, он был немного пониже меня ростом. Я теперь смотрел на него другими глазами, нежели тогда, когда видел в нём сына Рауля де Шаньи.

Я хотел убить Кристиана, желая отомстить человеку, который отобрал у меня Кристину. Теперь я понял, что Кристиан был живым воплощением абсолютной мести. Все эти годы Рауль де Шаньи воспитывал мальчика, которого считал своим ребёнком. Вместо этого он вырастил моего сына!

Кристина тихо зарыдала, и я приблизился к ней. «Кристина», – сказал я. Она немного успокоилась и взглянула на меня. Моё сердце дрогнуло от боли, когда я увидел её. Её пухлые губы покраснели оттого, что она все искусала их. «Иди ко мне», – сказал я и протянул ей руку. Она с секунду смотрела на неё, затем взглянула на нашего сына. Кристиан не шевелился. Она подняла на меня взгляд и робко протянула мне свою руку. Я помог Кристине подняться на ноги. «Я в самом деле его отец?» Она кивнула головой и пристально всмотрелась в мои глаза. Я глубоко вздохнул и вздрогнул. «Тебе нечего бояться, Кристина, – произнёс я. – Я никогда не причиню зла собственному сыну».

Кристиан застонал, и мы обернулись. Он качал головой из стороны в сторону. Он снова скоро придёт в сознание. Я знал, что мне нужно время осмыслить, обдумать, разобраться в этом поразительном открытии, которое почти лишило меня способности размышлять. Я не хотел, чтобы Кристиан или его мать ушли прежде, чем я обо всём подумаю.

«Отнесём его в мой дом», – сказал я и слегка пожал руку Кристине. Она кивнула. Я мог сказать, что её разум где-то блуждал; из её глаз исчез огонёк жизни. Она машинально последовала за мной, когда я поднял Кристиана на руки и положил его в лодку. Кристина села возле него. Пока мы пересекали озеро, она ни разу не оторвала взгляд от лица сына.

Я не смог сдержать иронической улыбки, укладывая его на ту же самую постель, где мы с Кристиной провели вместе ночь. Кристина внимательно следила за мной, затем ушла в переднюю. Её признание задело меня за живое до того, как она, оставив меня один на один с Кристианом, покинула комнату. Бледное лицо Кристиана было длинным и до некоторой степени худым. Его волосы были почти как у меня двадцать лет назад. Я снова взглянул на его лицо, глаза, лоб. Он был совершенен.

Мой разум отказывался в это верить, хотя всё имело смысл – его чёрные волосы, его длинные худые пальцы, его невероятный талант к музыке. Я знал, что Кристина сказала правду – в её глазах не было ни тени лжи или лукавства, только страдание! Взглянув на своего сына, я понял, что он – всё, чем я мог бы быть. Кристиан выглядел так, как мог бы выглядеть я. Я провёл рукой над его лицом, но я не посмел коснуться Кристиана. Вместо этого я прикоснулся к белой маске, которая с самого моего рождения скрывала моё лицо от мира…

Он снова простонал. Я смешал немного лауданума² в чашке с горячим чаем, которую Кристина принесла из передней. Кристиан, дрогнув ресницами, открыл глаза. У меня отвисла челюсть. Эти глаза, осматривающие меня, были как мои собственные. В них были карие крапинки, но всё же преобладал золотистый цвет.

«Мама?» – произнёс он. Кристина взяла его за руку.

«Я здесь, Кристиан. Всё в порядке. Тебе нужно сейчас отдохнуть».

Он перевёл взгляд с неё на меня – сильная любовь в его глазах сменилась крайним отвращением.

«Эрик, – пробормотал он. – Зачем вы здесь? Где мы?». Он присел на кровати; по его лицу скользнула тень страха, когда он понял, что был в этой же самой комнате несколько недель тому назад. «Я знаю, где я, – произнёс он. – Я сплю?».

«Ты в безопасности, Кристиан», – сказала Кристина сыну. Она взяла из моих рук чашку чая и протянула ему. Он взял чашку и поднёс к своим пухлым губам, с осторожностью смотря на меня глазами. Он выпил чай и запустил пальцы в волосы.

«Почему ты здесь, мама?».

Кристина вздрогнула, и с этим выдохом вышла наружу вся тяжесть мира с её плеч. Она резко ослабела.

«Мы скоро отправимся домой», – сказала она и погладила рукой волосы Кристиана, когда он снова лёг на кровать. Кристиан медленно закрыл глаза. Я дал ему достаточно лауданума, чтобы он проспал несколько часов – этого времени мне хватит, чтобы разгадать эту тайну.

Этого времени будет достаточно, чтобы поговорить с Кристиной.

У меня есть сын. Самая красивая женщина в мире, та единственная, ради которой я бы умер, слилась со мной, никчёмным, жалким существом! Мне было трудно понять, как Кристина может любить такое чудовище, как я. Было невозможно допустить, что Кристина и я могли соединиться в любовном порыве – она, красивая молодая женщина, и я, отвратительная горгулья,  – и создать самого прекрасного юношу, которого я когда-либо видел. Моё сердце переполняла гордость, когда я смотрел на спящего Кристиана, но меня снова начали одолевать сомнения. Я более внимательно рассмотрел его лицо, пытаясь найти схожесть с Раулем де Шаньи. Никакого, абсолютно никакого. В глубине разума у меня не осталось сомнений, что Кристиан и вправду мой сын.

О, этот взгляд, которым Кристина смотрела на него, пока он спал! Это было выражение абсолютного поклонения, каким, безусловно, смотрят ангелы на небесах, когда видят Господа Бога. Кристиан был для неё центром Вселенной, и, когда она обернулась ко мне, выражение её лица не изменилось. Она коснулась рукой моей щеки и вышла из комнаты. Я последовал за ней.

Кристина вышла из дома и окинула взглядом обширное голубое озеро. Над водой стелился туман. Воздух пронизывал лёгкий холодок. Я видел, что Кристина дрожит, её длинные рассыпанные по спине тёмные кудри развевались оттого, что она дрожала. Я медленно подошёл к ней. «Мне жаль, Кристина», – пробормотал я.

«Почему тебе должно быть жаль, Эрик? – спросила она. – Ты ничего не можешь изменить». Наивной маленькой девочки, которой она всегда была, больше не было. Я понял, что передо мной стоит молодая женщина, которая неожиданно стала будто старше, чем её тридцать восемь лет. Она поджала губы в тонкую чёткую линию.

«Я полагал, я знаю, что тебе нужно было тогда, много лет назад», – нежно произнёс я, протянув руку к волосам Кристины, но она отстранилась и обхватила плечи руками. Она соорудила между нами барьер, чтобы выкинуть меня из головы, изгнать из своей души, всё потому, что она думала, что ей так надо поступить… и всё ради юного Кристиана.

«Ты сделал всё, что от тебя зависело, – ответила она. – Если бы ты не притворился мёртвым, что тогда бы случилось? Кристиан всё равно бы появился на свет. Разве ты бы заставил его жить здесь, с тобой, под оперным театром? Думаешь, мы втроём смогли бы жить здесь как семья?»

Я вздрогнул от сарказма, прозвучавшего в её голосе. С моего языка уже готов был слететь ответ, но я сдержался. Я обязан ей этому. Я принял её устные упрёки как ответ за все годы страданий, пока она воспитывала Кристиана, держа тайну в глубине души.

«Ты скажешь ему?» – она вздрогнула при моём вопросе.

Избегая меня взглядом, она поджала губы. «Он что-то подозревает, – сказала она. – Он начал спрашивать, почему он не похож на своего отца». Она закрыла лицо руками, потом взглянула на меня; её измученные карие глаза тронули моё сердце. «Я не знаю, что говорить ему, Эрик! Как я могу сказать ему правду? Он столько успел сделать. Он ещё не достиг своего музыкального Олимпа. Его потрясёт новость о том, что Рауль ему не отец!» Она сделала несколько шагов в сторону и обернулась ко мне. «Как долго я смогу прожить в этом царстве грёз, Эрик? Что я буду делать, когда вернётся Рауль?»

При упоминании этого имени у меня по всему телу пронеслась холодная дрожь. «Я могу исправить эту ситуацию». Я убью его, да, и довольно легко.

«Нет!» – Кристина бросилась ко мне и ухватила меня за предплечья. Меня поразило, с какой силой её пальцы впились в мою руку. Её лицо стало мертвенно-бледным, с ало-кровавых губ слетели слова: «Нет, Эрик! Ты не должен причинять зла Раулю!»

«Мне стоило прикончить его много лет назад», – мои слова холодно раздались в темноте. Кристина отшатнулась от меня, как будто я ударил её.

«Кристиан умрёт, если что-то случится с Раулем, – сказала она. – Разве ты не понимаешь, Эрик? Для Кристиана Рауль – его отец! Он всегда им был». Кристина покачала головой. «Кристиан любит Рауля». Она села на землю, обхватив колени руками. «Кристиану уже семнадцать, Эрик. Он больше не ребёнок. Он живёт с матерью и человеком, которого считает своим отцом!».

«Предлагаешь мне не обращать на это внимания, Кристина?» – прошипел я. Резкая выворачивающая наизнанку смесь печали и гнева возникла у меня под ложечкой. «У меня есть сын! У меня, чудовища! У меня есть сын!» Я схватил её за плечи и поднял на ноги. Она стояла передо мной с широко распахнутыми, полными слёз глазами и бледным от ужаса и потрясения лицом. «Он не отвернётся от меня на этот раз!»

Бледный оттенок её лица сменился ярким румянцем. «Послушай себя, Эрик! – крикнула она, повысив голос на октаву. – Сейчас ты точно ведёшь себя как чудовище! Сейчас важны не ты и не я, а Кристиан! Наши нужды ничто по сравнению с его!»

В один миг я понял, что она была права. Я хотел видеть Кристиана. Это была внутренняя нужда, от которой я не мог отказаться. Я хотел видеть, как этот величественный юноша займёт своё место под солнцем, в котором мне было отказано с рождения. Я не мог ожидать, что Кристиан останется в полумраке, так же как я не ожидал, что Кристина поступит так много лет назад.

Нет, у меня не было другого выбора, кроме как дать Кристиану уйти, как я позволил покинуть меня Кристине. Я должен отпустить его. Он должен воспарить к вершинам, о которых я могу только мечтать. Если я сейчас ворвусь в его жизнь, это только помешает его полёту.

Кристиана я должен отпустить, но Кристина может остаться со мной.

Да, я сразу же полюбил Кристиана, он был моим сыном. Но его мать была всепоглощающей страстью, ярко пылающим негаснущим огнём в моём сердце, которое угрожало опалить моё самообладание. Я знал, что ещё раз не отпущу Кристину. И принимая во внимание, что Рауль де Шаньи должен вернуться из Лондона через несколько дней, я знал, что у меня осталось очень мало времени на осуществление своих планов.

Кристина проводила со мной почти все вечера в течение последних нескольких недель, с тех пор как Рауль де Шаньи уехал в Лондон, с той первой ночи, когда она внезапно возникла передо мной и Надиром на берегу озера.

В тот момент, когда я впервые её увидел, я знал, что её душа до сих пор связана с моей. Я познал безграничное счастье, когда заключил её в объятия, и она явно испытала то же самое. Наконец-то она нашла меня по своей собственной воле, много лет спустя после того, как я её отпустил…

Зелье дароги работало как по волшебству.

«Всего пара глотков, Эрик, – сказал Надир. – Твоё дыхание будет замедляться до тех пор, пока не будет казаться, что ты совсем не дышишь». Он повернулся ко мне, держа в руках тарелку, на которой стояла чашка. Руки дароги тряслись, и чашка звенела по тарелке. «Ты уверен, что хочешь это сделать?»

«Нет, – ответил я, пытаясь сохранить настойчивую интонацию. – Нет, я не хочу этого делать, но у меня нет выбора. Как я могу ожидать от Кристины согласия жить со мной? В её мире я давно отлучён от церкви, и я не жду, что она останется со мной в глубинах ада». Я отвернулся от него и скрестил руки на груди. «Каждая клеточка в моём теле кричит, чтобы я этого не делал, но если я не поступлю так, она никогда не будет по-настоящему свободна. А теперь дай мне эту проклятую чашку, пока я не передумал».

Дарога протянул мне чашку. Я почувствовал это и повернулся к нему. Дарога улыбнулся –  редкое для него проявление эмоций. «Ты поступаешь правильно, Эрик», – сказал он.

«Мне не нужны твои чёртовы соболезнования», – пробормотал я и выпил настойку. Через несколько секунд комната уже расплывалась перед глазами. Шатаясь, я пошёл к дивану, но дарога обхватил меня за плечи и повёл в спальню Кристины. Я в изнеможении лёг на кровать, где я отдал ей свою душу. «Довольно иронично, не правда ли, что я должен «умереть» на этой кровати? Я умру здесь, дарога! Я умру в тот день, когда Кристина покинет меня!».

«Успокойся, – сказал он. – Я говорил тебе, что это небезопасное зелье. Если будешь беспокоиться, оно подействует ещё сильнее». Он присел на краешек кровати. Его фигура расплывалась у меня перед глазами и вконец исчезла во тьме.

На короткий миг меня охватила паника. Я сжал руку дароги и вспомнил об одном напитке, который я выпил в Персии и который едва не стоил мне жизни. «Дарога», – настороженно произнёс я.

«Ты не доверяешь мне, Эрик, даже сейчас? – спросил он. – Тебе нечего бояться, мой друг. Я прослежу за этим. Настойка перестанет действовать через один-два дня. Я тебя не оставлю».

«Маска, – прошептал я, едва ворочая языком. – Убедись, чтоб маска осталась на месте».

«Как пожелаешь, Эрик».

Его слова были последним, что я услышал прежде, чем потерял сознание.

Я видел, как надо мной в темноте склонилась чья-то фигура. Я звал её, я узнал её. Больше всего на свете я хотел, чтобы она осталась со мной. По моим щекам потекли горячие слёзы, когда я подумал, что сон может закончиться. «Кристина», – произнёс я. Кристина встала с кровати. Через несколько секунд я смог открыть глаза и увидел, что Кристина обернулась и посмотрела на меня.

Я никогда не видел, чтобы во взгляде было столько бесконечного страдания и отчаяния. Бледное лицо Кристины побелело ещё больше, когда она взглянула на меня. Как я хотел обнять её, сказать, что со мной всё будет в порядке! Но зелье заставило меня задуматься, выживу ли я вообще. Может, я выпил его слишком много. Я был настолько слаб, что не мог даже пошевелить рукой.

Кристина исполнила моё желание. Она обвилась руками вокруг меня и склонила голову мне на грудь, её слёзы оставляли большие влажные пятна на моей белой рубашке. Я собрался с силами и сказал ей, что никогда не покину её, что наши души сплетены навсегда. Я отдал ей своё сердце. Всё время, пока я говорил, я безмолвно умолял её простить меня за предательство. Она поднялась и посмотрела на меня, потом начала покрывать моё лицо лёгкими поцелуями и слезами, которые капали мне на язык и обжигали его кончик своей солёностью.

Её плечи тряслись от охвативших её рыданий. «Не покидай меня, Эрик», – взмолилась она. Я кивнул, но Кристина не видела этого. Я знал, что никогда не смогу покинуть её. Даже если бы я умер, то я знал, мой дух будет с ней, наблюдая, наставляя, защищая… любя.

Скрутившись, Кристина легла рядом со мной, мой голос убаюкивал её. Когда она уснула, я собрал все свои силы и обнял её. Открылась дверь, и в проёме появилась голова дароги.

«Она спит, – пробормотал я. – Сколько ещё ждать?».

«Несколько часов, – ответил он. – К тому времени настойка подействует». Он улыбнулся и тихо закрыл за собой дверь.

Кристина проснулась немного позже, её округлённые глаза тотчас же сфокусировались на моём лице. Теперь уже зелье полностью лишило меня сил. Я едва мог говорить. Бледное лицо Кристины мелькало передо мной. Вокруг меня снова начала сгущаться темнота. Я больше не хотел с этим бороться, мрак поглотил всё моё существо.

Начались самые мрачные годы моей жизни.

Дарога оставался со мной, пока настойка не прекратила действовать. К его чести, он провёл меня. Он говорил мне, что настойки хватит лишь на несколько дней. Зелье действовало больше двух недель – длинных, ужасных дней, наполненных снами о том, в которых Кристина приходила ко мне, и холодной суровой реальностью, что она ушла. Моя жена, моя любовь, потерянная навсегда! И пока моё тело тряслось от мрачного отчаяния, которое отбрасывало тень на мою душу, в глубине сердце я знал, что она может вернуться ко мне, если пожелает. В первую же ночь, когда я отпустил её с этим жалким мальчишкой, я пометил камень, который скрывал потайной вход в мою переднюю. После этого каждый день я почти всё время сидел за органом, поднимаясь только для того, чтобы впустить дарогу или немного поесть того, что он приносил. Каждый раз, когда открывалась потайная дверь, я вскакивал на ноги с её именем на устах, каждый раз я видел, что это не она, и боль в груди ещё сильнее леденила моё сердце. Слова дароги эхом звучали у меня в голове: «Ты заставил её остаться здесь, Эрик. Она любит Рауля де Шаньи. Ты сам слышал, как она говорила это! Что нужно, человек, чтобы ты понял?». В глубине сердца я знал, что у меня не будет выбора, когда она придёт вручить свадебное приглашение. Я должен насовсем отпустить её, я не мог позволить себе мыслей, что помешаю её счастью…

Пока настойка выводилась из организма, я каждые несколько часов ненадолго просыпался, только для того, чтобы проглотить немного бульона, который приносил для меня дарога. Мой разум то рукоплескал мне за мой самоотверженный поступок, то смеялся надо мной за то, что я отпустил женщину, у которой в руках было моё сердце.

Однажды дарога, зайдя в комнату Кристины, увидел меня стоящим при полном параде возле кровати. Я свирепо на него посмотрел и перевёл взгляд на отцовские золотые карманные часы в кармане фрака. Меня трясло от гнева. Я хотел убить его, я уже чувствовал, как мои руки хватают его за шею. Я помню, как мои пальцы привычно сжались…

Дарога понял, в каком я расположении духа. «Теперь, Эрик, – сказал он. – Это было ради твоего же собственного блага! Ты сказал, что хочешь отпустить её. Ты бы не отпустил её одну, мой друг! Ты бы, конечно, поспешил за ней, после более чем двух недель ты уже не попытаешься так поступить!».

«Да, я пойду за ней, – сказал я с холодной интонацией. – Это именно то, что я сейчас собираюсь делать».

«Нет!» Дарога бросился ко мне и схватил за рукав, но тут же отдёрнул руку, как будто обжёгся, когда я холодно на него посмотрел. «Эрик, вспомни, что ты говорил. Ты хотел её отпустить. Ты отпустил её. Ты отпустил её, Эрик. Ты сам сказал, что не ждёшь, что Кристина будет жить здесь с тобой! Пусть у неё будет нормальная жизнь, Эрик!»

В груди забушевал гнев. Всё в комнате окрасилось в ярко-красный. Я резко бросился к Надиру и, схватив за руки, швырнул его о стену. Его глаза расширились от страха. Скривив рот, я начал говорить.

«Будь ты проклят, дарога! – кричал я. – Я даже не задумаюсь, убивать ли тебя! Я убью тебя сейчас за то, что ты предал меня!». Я обхватил пальцами его глотку и начал душить.

«Эрик! Подожди, Эрик!» Я остановился, отошёл немного назад и отпустил его.

Он рухнул на пол и взглянул на меня. На его лице неожиданно отразилась ненависть. «Поступай как хочешь, – прорычал он. – Ты всё равно сделаешь по-своему, не так ли, Эрик? Да, делай что хочешь. Но не говори, что я не предупреждал тебя, когда однажды она посмотрит на тебя, и в её глазах ты увидишь отвращение!» На короткий миг мной овладели сомнения и волнение. Дарога явно заметил это и воспользовался удобным случаем. «Это тебя беспокоит, не правда ли, Эрик? Ты не вынесешь, если Кристина Даэ будет тебя ненавидеть. Что ж, она будет! Если заставишь её жить с тобой в этой преисподней, она станет тебя ненавидеть!»

Безнадёжное отчаяние охватило моё сердце и лишило меня собранных сил. От слабости я присел на край кровати  и закрыл лицо руками. Я помню как дарога, садясь рядом со мной, прошептал. «Я знаю, что это причиняет боль, – произнёс он. – Помнишь, моя жена умерла? По крайней мере, ты знаешь, что Кристина Даэ жива». Он похлопал меня по плечу и поднялся. Я услышал, как за ним закрылась дверь потайного коридора, ведущего в мой дом.

Его слова следующие несколько дней звучали у меня в голове. «По крайней мере, ты знаешь, что Кристина Даэ жива». Каждый раз, думая о Кристине, я не переставал плакать, но потом мне в голову пришла идея. Может быть, Кристина и будет моей…

Дарога сохранил выпуски парижских газет за те дни, что я был под действием настойки. Я начал их просматривать. Моё сердце дрогнуло, когда я открыл одну из газет и увидел Кристину, которая прямо с газетных полос смотрела на меня. Она улыбалась. Она выглядела такой юной, такой счастливой. Ярость вскипела во мне, когда рядом с ней я увидел Рауля де Шаньи.

Они только что поженились.

Я подсчитал недели. С момента свадьбы прошло около месяца, а я, оправившись от настойки,  всё ещё спорил с собой относительно дальнейших действий. Я должен увидеть её. Тело ныло, голова кружилась, и в ней словно что-то колотилось. Подобно неистовому водопаду, в голову ударила кровь. Я вскочил на ноги и, шатаясь, побрёл к потайному ходу.

Была ночь, и я непонятно почему обрадовался этому. Быстро найдя и наняв экипаж, я провёл несколько часов в дороге, прежде чем оказался в имении де Шаньи. Я вышел из экипажа, заплатил кучеру и отослал его обратно в Париж. Я ни секунды не думал о том, как вернусь обратно…

Стук лошадиных копыт заставил меня скрыться в тени обширного леса, который стоял по обе стороны длинной тропинки, ведущей, как я предположил, к шато. Вскоре в поле моего зрения попала лошадь. Хрупкая фигура всадника была облачена в плащ с капюшоном, который скрывал лицо. Лошадь остановилась недалеко от меня.

«Тише, Меган. Хватит».

От звука этого голоса у меня едва не разорвалось сердце. Затаившись в тени, я выглянул из-за большого дерева. Капюшон спал. Длинные тёмные кудри не оставили у меня сомнений, что это и в самом деле Кристина. От дерева к дереву я подкрадывался ближе, пока между нами не осталось каких-то нескольких футов, я почти мог дотянуться до неё рукой и коснуться.

Она подставила лицо под полную луну. Я нахмурился. Её лицо было бледным, губы кроваво-красными. Под глазами лежали тёмные круги. Случилось что-то ужасное. Кристина откинула волосы со лба. «О боже, что мне делать? – сказала она. – Что мне делать? Что если…» Она закусила нижнюю губу и покачала головой. «Нет, конечно, это не произойдёт, – произнесла она. – Он сказал, что это не произойдёт!» Она обхватила себя руками. «О, Эрик, если бы ты был здесь со мной. Ты бы знал, как поступить!» Она прикоснулась рукой к щеке, затем опустила её на талию, и тут в ночи раздался стук копыт другой лошади.

«Кристина!»

Во мне проснулась жажда крови.

К Кристине подъехал Рауль де Шаньи и слез со своей лошади. «Ты знаешь, что тебе не следует ездить верхом, Кристина», – напомнил он. Луна осветила Рауля, притянувшего Кристину к себе. «Что если это правда? Тебе нужно быть какое-то время поосторожней, ради себя и ребёнка! Что если что-нибудь случится?»

«Со мной всё будет в порядке, – ответила Кристина, – Мы же не знаем наверняка, Рауль, правда ли это. Прошло ещё мало времени…»

«Что ж, садись сзади меня, – сказал Рауль. – Больше никаких рискованностей, пока мы точно не будем уверены, хорошо?» Кристина кивнула. Рауль вскочил на лошадь и помог Кристине сесть позади него.

Я зажмурил глаза. «Ради себя и ребёнка». Следующие несколько недель я слышал, как его голос снова и снова повторяет эти слова. В тот день они вызвали прилив боли к моему сердцу, от них у меня онемели руки и пальцы. Я знал, что он имел в виду.

Кристина была беременна.

Все мысли о том, чтобы прийти к ней, объяснить, что я сделал, и, умоляя, попросить вернуться ко мне, исчезли. Я не могу позвать её назад, не сейчас. Скоро она родит Раулю де Шаньи ребёнка, и это навсегда скрепит их союз. Какие другие узы могут быть прочнее, более сердечный знак привязанности, другой лучший символ любви, которую чувствуют оба друг к другу?

За деревом я опустился на землю. Стук копыт лошадей эхом отдавался у меня в голове. Я закрыл уши руками, но слова «не в твоём положении» всё преследовали меня. Я не мог позабыть их. Я начал задыхаться, когда началось биение волнение, сначала где-то позади моих глаз, затем во всей голове. Я не помню, сколько я так просидел, прежде чем поднялся на ноги и отправился обратно на дорогу…

Я старался держаться от неё подальше. Моё сердце растворилось в музыке, иногда я сидел по несколько дней за органом, который был центром моей жизни, пока я впервые не увидел Кристину. Бесполезно. Сердцем я был в музыке, но ей недоставало моей души. А душа моя была с женщиной, которую я любил, которая и вправду была моей женой.

Я часто стал наведываться в шато де Шаньи. Иногда я прятался в тени сада, когда Кристина ухаживала за розами, которые почему-то отзывались только на её прикосновения и голос. Они расцветали, как и Кристина. Её живот округлялся с каждым днём всё больше. Я начал представлять себе, что этот ребёнок был мой. Могло быть так. Срок вполне правильный. Тогда я представлял себе, как ребёнок появляется на свет, и лицо Кристины, когда с его отвратительных губ  слетает языческий плач, и тут же изгонял эту идею из своей головы.

Кристина казалась счастливой. Она по несколько часов проводила в саду, а потом отдыхала на веранде шато. Но иногда, когда она сидела одна и поглаживала свой живот, она выглядела почти напуганной. Я желал знать, о чём же она думает. Мне доставляло физическую боль знать, что Кристина на самом деле не так уж и счастлива.

Это было в ту ночь, когда родился ребёнок.

От её криков моя душа разрывалась. Ей было так мучительно больно, она была так напугана. Я слышал это в её криках. Я с лёгкостью забрался на балкон, который выходил из её спальни. Я хотел подойти к ней, заключить в объятия, но я знал, что не могу! Вместо этого я вынужден был слушать её крики, зная, что могу облегчить её страдания! Доктор, который был в её комнате, говорил ей тужиться, но Кристина откинулась на подушки, обессилено вздохнув. Это прозвучало так, как будто она испустила дух. В припадке ярости и мук я ударил кулаком по стене.

Доктор, должно быть, услышал это, потому что он встал и подошёл к двери балкона. Я слился с темнотой. «Чёрт побери, – пробормотал он, обернулся и взглянул на Кристину. – Куда провалилась эта проклятая служанка? Мне нужна ещё вода!» Я услышал, как он вылетел из комнаты и захлопнул дверь.

Я тут же вошёл внутрь, мне немного полегчало. Глаза Кристины были закрыты. Неожиданно её охватила другая боль. Она скривила лицо и тихо простонала. Это был единственный звук, который она могла издать. По её лицу потекли капли пота.

Я подошёл к её кровати и провёл рукой по лбу Кристины.

Она приоткрыла глаза.

«Эрик», – прошептала она. Её лицо стало прозрачно-белым, когда она улыбнулась. «Эрик».

«Да, Кристина, – прошептал я. – Ты должна делать то, что я скажу. Сделаешь это для меня?»

«Ты со мной, – пробормотала она. – Ты сказал, что никогда не покинешь…»

«Я никогда не покидал тебя, Кристина». Одной рукой я обнял её за плечи и помог присесть на кровати. В Персии я видел это много раз… «Это скоро кончится, но ты должна сделать так, как я скажу. Понимаешь, Кристина?»

Она кивнула и протянула к моему лицу руку. Я на секунду прижал Кристину к себе и поцеловал её ладонь. «Я умираю, Эрик? – спросила она. – Ты пришёл, чтобы забрать меня на небеса?»

Я сдержал слёзы. Она думала, что я всего лишь часть её сна, который выдумал её нездоровый сейчас разум, но какая-нибудь мелочь, например слёзы, могут вернуть её в реальность. Мне нужно быть очень осторожным…

Из-под плаща я вынул маленький пузырёк. Я уже несколько недель носил его с собой, поняв, что роды могут начаться в любое время. Эти доктора-французы так мало знают! Я был благодарен за свой опыт в Персии. «Выпей это», – сказал я. Я знал, что это облегчить её боль. Я поднёс пузырёк к её губам. Она посмотрела на меня, как ангел в небесах. Я украдкой поднял взгляд, когда услышал в холле приближающиеся шаги.  Кристина опустилась на подушки. Я погладил макушку её головы и поцеловал её в лоб. Я коснулся губами горячей и влажной кожи. «Я всегда буду любить тебя, Кристина», – прошептал я и увидел, что её губы изогнулись в тонкой улыбке, а глаза закрылись. Я вышел из комнаты через балконные двери.

Через несколько минут раздался громкий младенческий плач.

Рауль де Шаньи с ребёнком на руках прошествовал на нижний этаж шато. Вскоре новорождённого положили в его детскую кроватку, которая стояла в спальне Кристины. Пока Рауль де Шаньи внизу отмечал рождение наследника, я опять бесшумно забрался на балкон и повернул ручку одной из двух стеклянных дверей.

Сначала мои глаза устремились на Кристину. Моё сердце неровно забилось, когда я посмотрел на неё. Лунный свет, который струился в окно, освещал её бледное лицо и алые губы. Тень от длинных ресниц падала на щёки. У меня перед глазами возникло её бледное лицо, когда я ворвался в комнату, чтобы облегчить её страдания. Я положил руку на её живот, прикрытый одеялом, и попытался представить, как там бьётся новая жизнь, как часто я думал, глядя на то, как её живот увеличивается. Она была невероятно красива, эта женщина, которая только что подарила жизнь другому существу. Стало трудно дышать, когда я посмотрел на лёгких изгиб её полных губ. Я осторожно укрыл Кристину одеялом по самую шею. Кристина шевельнулась и тихо вздохнула. Она была полностью, совершенно изнурена. Я знал, что сейчас она не проснётся.

Тогда я подошёл к детской кроватке, моё сердце и разум просили ответа на вопрос, который мучил меня с тех пор, как я точно уже знал, что Кристина ждёт ребёнка. Может ли этот малыш быть моим? Я ждал, взволнованный и чрезвычайно обеспокоенный, когда он появится на свет. Я ожидал услышать крики ужаса, но были только радостные и ликующие восклицания. Если бы я был отцом этого ребёнка, он бы унаследовал моё лицо. Но мой разум говорил мне обратное. Я был уверен, что стал жертвой какого-то внутриутробного неправильного развития³, которое, вполне вероятно, больше не повторится…

У меня перехватило дыхание, когда я глянул в колыбель.

Он был прекрасен, один из маленьких Божьих ангелочков, которого осветил белый цвет лица его матери. Его волосы были цвета пшеницы. Я протянул к нему руку и улыбнулся, когда он ухватился за мой указательный палец. Его пальчики были неправдоподобно длинные и гибкие, почти маленькие копии рук его матери. Он открыл глаза и пристально посмотрел на меня с ошеломляющей смелостью. Наивность выражения его личика доказывало, что его разум ещё не испорчен ужасами того мира, который в конце концов постарается сломить его. Я всмотрелся в его блестящие глаза. Они были голубого оттенка, почти как у того проклятого мальчишки…

Я получил ответ на свой вопрос. Конечно, почти все дети появляются на свет с голубыми глазами, но глаза новорождённого были наиярчайшего голубого цвета, который я когда-либо видел. По всей вероятности, они такими и останутся.

Я прождал до тех пор, пока не убедился, что с Кристиной всё будет в порядке, и, вздохнув, медленно побрёл обратно в леса, которые вели на дорогу в шато. На дорогу, которая снова вернёт меня к моему тёмному существованию.

Дни складывались в месяцы, месяцы становились годами, в течение которых я наблюдал за Кристиной на расстоянии. Осматривая свои подземные владения, я стал замечать, что замедляю шаг. Пятая ложа, как обычно, оставалась пустой. Я не требовал её; просто всем было известно, что если сдать её, то можно навлечь беду. Даже если бы директора захотели продать туда абонемент, им бы ни за что не удалось бы это сделать. Вдобавок ко всему дирекция шла навстречу моим требованиям, которые значительно уменьшились с тех пор, как Кристина дебютировала. Чтобы Кристиана пригласили в Оперу, потребовалось всего лишь одно письмо с предложением попросить Кристиана де Шаньи выступать, чтобы он вышел на сцену, и выделить его матери ложу прямо напротив моей…

Дарога был довольно полезен. Он часто навещал меня. Уверен, что если бы не его визиты, я бы точно сошёл с ума. Всякий раз, как я говорил о Кристине, он прикладывал палец к губам и говорил: «Тише, Эрик. Кристина ушла». Моё сердце сжималось от страданий, но при мысли, что она ещё не полностью для меня потеряна, мне становилось немного радостнее…

Кристина днём и ночью преследовала меня в мыслях. Часто я просыпался с её именем на устах, протягивая к ней руки; мой голос эхом отражался от холодных безмолвных стен моего уединённого дома. Несмотря на дарогу и частые посещения шато, я был ужасно одинок. Я существовал только телом. Моя душа умерла.

Однажды меня так поглотили воспоминания о ней, аромат её тёмных волос, прикосновение её бледной кожи, что я ещё раз поехал в шато. Жестом руки я приказал кучеру уехать.

«Мсье? – спросил он. – Как вы вернётесь в Париж?»

«Это не твоё дело, – ответил я и дал ему несколько серебряных монет. – Ты не видел меня, слышишь? Ты не привозил меня сюда». Я зловеще улыбнулся, кучер поклонился мне в ответ и поспешил уехать обратно.

Сгустился сумрак. В быстро темнеющем небе взошла полная луна, сверкающие в вышине звёзды освещали мне путь, пока я шёл через лес, который проходил рядом с дорогой, ведущей в шато. Я сторонился самой дороги, предпочитая держаться вблизи гигантских стволов деревьев. Я знал, что ночью в темноте мой чёрный плащ и шляпа сделают меня незаметным.

Вскоре моим глазам предстал обширный ярко-зелёный газон, позади которого стоял двухэтажный белый дом. От нерешительности у меня в животе заныло. Безусловно, это всего лишь вопрос времени, когда меня поймают! В голове возникла тревожная мысль: что если меня разыскивают? Может, мне вовсе не стоит приходить сюда. Я не успел развернуться и сделать шаг, как услышал её. От звука её голоса мои глаза тотчас же наполнились слезами. Сердце защемило от печали, которая потрясла меня до глубины души. Я обернулся и стал пристально смотреть на одетую в белое струящееся платье фигуру, которая стояла на одном из верхних балконов дома.

Она выглядела как привидение.

«Ты здесь, Эрик», – произнесла она. Она говорила тихо, но я чётко расслышал каждое слово. «О, как я по тебе скучаю! Мне столько нужно тебе сказать. Ты сказал, что не покинешь меня!»

Её душа взывала ко мне. Я знал, что это Кристина. Больше никто не мог заставить моё сердце в груди болеть с такой молниеносной вспышкой, что я сразу же рухнул в изнеможении на колени. Закрыв лицо руками, я почувствовал, что ткань моей маски стала влажной. Её голос освободил меня от моего страдания и вернул к ней.

«Как много лет, Эрик. Я хочу, чтобы ты увидел его. Ты бы так им гордился. Он похож… Думаю, сейчас это неважно. Я довольствуюсь тем, что рядом со мной есть частичка тебя!»

Кристина обхватила руками свои плечи и склонила голову. Сквозь холодный ночной бриз до меня долетел звук её тихих рыданий. Больше всего на свете я хотел заключить её в объятия, почувствовать, как её хрупкое тело прижимается ко мне. Моё сердце переполняла любовь к ней. Не думая, я начал осторожно пересекать лужайку, прячась за каждым кустарником, который мог найти. Через несколько минут я уже стоял практически под самым балконом.

Она не изменилась. Время не отразилось на её чертах. Длинные тёмные кудри были откинуты назад. Полная луна осветила её лицо; я увидел, что Кристина обхватила длинными худыми пальцами предплечья.

«Господи, Эрик, если бы я только могла пережить то время! Ты не дал мне выбора. Ты думал, что делаешь то, что лучше для меня, но я не уверена, что это было так! Когда я подумала, что чтобы увидеть тебя снова, я должна умереть, Эрик, я с радостью поприветствую смерть! Если бы я знала, что увижу тебя, я бы бросилась с балкона, но что будет с Кристианом? Ему нужна мать». На её лице отразились исступлённый восторг и обожание. «Ты бы не поверил, сколько он успел сделать, Эрик. Он такой талантливый. Когда-нибудь он потрясёт мир!».

Я глубоко и печально вздохнул, должно быть, Кристина услышала меня. Она затаила дыхание и безумно стала осматриваться вокруг, в её округлённых глазах появился ужас. «Кто здесь? – позвала она. – Кто здесь?».

Я спрятался за большими кустарниками, которые полностью скрывали меня в тени. Я слышал, как Кристина мечется по балкону. Когда её шаги стихли, я вышел и посмотрел наверх.

Кристина стояла у края балкона, её трясло от рыданий. От переполнившей моё сердце печали оно едва не выскочило из груди. Как я жаждал назвать её по имени! Я сдерживал свой голос, от вынужденного молчания меня трясло.

Неожиданно мои губы разомкнулись. Мой голос долетел до неё, сердце выбрало ту самую цыганскую песню, которую я пел, когда манил её из-за зеркала гримёрной. Кристина подняла голову, её рыдания стихли, хотя плечи продолжали трястись. Её глаза расширились, рот приоткрылся, и её белые зубы слабо осветились мягким лунным светом. Её губы изогнулись в полной изумлённой радости улыбке. Я пел ей о любви и жизни, о том, как на всю вечность соединяются души. Она протянула руку к луне, её взгляд был прикован к небу, её поза свидетельствовала почтение Ангелу Музыки.

«Эрик, – пробормотала она. – Ты со мной!»

Мой голос слился с тишиной, когда песня закончилась. Я увидел, как она склонила голову, развернулась и исчезла сквозь двойную стеклянную дверь, которая, я был уверен, выходила из её спальни… где она спит с Раулем де Шаньи… где они зачали сына.

Я почувствовал странный холодок в груди, ярость притупила исступлённый восторг, который охватил меня, когда я увидел её.

Той ночью, пробираясь сквозь тёмный лес, я дал клятву. Я проводил рукой по холодным шероховатым стволам толстых деревьев; разум заверял  меня, что я всё же немного счастлив, душа вспоминала о стоящей на балконе женщине, а сердце сомневалось. Я быстро пересёк лес и вышел на дорогу, идущей впереди той, что вела в шато, и зашагал в направлении Парижа.

От дома меня отделяло много миль, но той ночью расстояние для меня ничего не значило. Помню, дул холодный ветер, но я мало обращал на это внимания. Мысли подобно вспышкам молнии мелькали у меня в голове. И среди миллионов таких вспышек, этих безумных витавших в мозгу идей, одна выделялась среди прочих. При одной этой мысли у меня на лице появилась слабая улыбка, которая долго оставалась на моих губах уже после того, как я пересёк порог своего дома на озере.

Когда-нибудь я убью Рауля де Шаньи.

¹ все громче, с нарастанием силы звука (прим. переводчика).

² лауданум – опиумная настойка (прим. переводчика)

³ в оригинале у автора – «генетической ошибки», однако термин «ген» и вообще сама наука генетика стали широко известны несколько позднее того времени, в котором происходит действие данного романа (прим. переводчика).

***