Данный праздничный  Playbill был особенным - обложка цветная, указана дата и заветные 25 лет.
Playbill обычного представления мюзикла  - с черно-белой обложкой.

(*) Галерея почета.
Эх, вот рекламу в Playbill-е дают местами цветную, а их сделали ч/б.

Что очень согрело сердце автора при  изучении праздничного Playbill-а, так это галерея из Бродвейских Призраков - всех актеров в полном гриме, которые когда-либо играли данную роль на Бродвее, в том числе и тех, кто были "заменами" на короткий срок! Правда все фотографии - черно-белые. 

Такими же были и фотографии нынешнего бродвейского каста, фотографии Кроуфорда и Брайтман в роли Призрака и Кристины, праздничное фото 10 000-го представления  мюзикла на Бродвее - где весь каст и Джиллиан Линн с тортиком.

(*)

Также порадовало послание от мэра Нью-Йорка, Майкла Блумберга, в котором перечислены многочисленные достижения мюзикла
(количество представлений на Бродвей, награды, количество стран, где мюзикл был поставлен,
количество языков, на которые мюзикл переводился, отдается дань костюмам и декорациям, отмечается, какую громадную роль сыграл мюзикл для Нью-Йорка) 
и в связи со всем этим 26 января 2013г. объявлено "Днем Призрака Оперы" в городе Нью-Йорке!

(*)

В зале царила совершенно прекрасная атмосфера - зрители излучали такие незамутненные радость, восторг и предвкушение, что в них можно было просто купаться.  На сцене уже стояли  декорации для сцены "Пролога", правда не все - но было и существенное отличие - большой экран над сценой с проекцией логотипа маски и словами "25 лет".

А еще в ложе слева сидел ни кто иной, как сам Харолд Принс (даже подумалось сначала - а не почудилось ли это на волне восторгов?). 

Все это было так чудесно, что переполнившись чувством восторга я даже позвонила коллеге, другу  и соавтору данного сайта в Москву (в Москве было где-то три часа с чем-то ночи) и передала привет с места событий, с кратким описанием, что вокруг творится.  Девушка, сидящая рядом, услышав иностранную речь, с интересом уточнила у моего спутника, сидевшего между нами, откуда я, удивилась и повосхищалась, что я аж из самой России, а на мой вопрос, не выиграла ли она билет в ту самую лотерею, она ответила, что совсем незадолго до празднования "они" выпустили в продажу небольшое количество билетов для публики, и ей удалось урвать билетик.

(Примечание Мари: коронкой этого выплеска эмоций была фраза - "...а сейчас я смотрю на Харолда Принса, он слева сидит". Ну и как тут уснешь после этого?)

(*)

И вот на экране, висящем над сценой, стали показывать различные клипы, кадры из хроники - все из жизни мюзикла, - показали кадры из бродвейской постановки с Ховардом МакГиллином в роли Призрака,  кадры из клипа "Музыка Ночи" с Майклом Кроуфордом и Сарой Брайтман, кадры из лондонской постановки с Рамином Каримлу и Джиной Бек, многочисленные кадры из фильма-документари (создателей мюзикла - Стилго, Линн и т.д.,  фотосессии с Майклом Кроуфордом и Сарой Брайтман, то, как мюзикл открывался на Бродвее, его успех, репортеров, говорящих "про британское нашествие", количество наград и т.д.).

Публика встречала практически каждый кадр восторженными возгласами!

Затем, когда показ закончился, на сцену вышли работники сцены, но одетые в костюмы XIX века, т.е. словно бы они часть спектакля, и завершили подготовку к "Прологу" (пышные занавеси опустили, что-то из реквизита принесли).

И начался  мюзикл!

Призрак Оперы - Хью Панаро (Hugh Panaro)

Как уже было сказано, мне  было крайне интересно увидеть вживую Призрака Хью Панаро. Бутлежные видео - это, конечно, хорошо, но это все-таки всего лишь запись, увы. К большому счастью автора Панаро нисколько не обманул ожиданий.

Его Призрак - это богатая комбинация  всевозможных граней и нюансов, это Призрак, у которого робкая и  восторженная нежность сочетается с изысканной и при этом по-звериному хищной жестокостью, загадочная инфернальность с детской уязвимостью, ребячливо-садистский юмор с ненавистью к себе.

Словом, у него выходит тот самый сложный образ  Призрака, который был некогда заложен в роль в данном мюзикле, но который не все артисты, исполнявшие эту роль, играют или могут сыграть.

В сцене "Зеркало", когда Кристина в упоении призывает к себе своего Ангела Музыки, и мы наконец видим Призрака, он стоит, скрестив руки на груди, с ироничной полуулыбкой на губах - самоуверенное, по-кошачьи самодостаточное выражение.

В путешествии по озеру  Призрак  держится величественно и с достоинством, но при всем при этом  во всех его телодвижениях  прорывается  определенный затаенный трепет - от сознания того, что Кристина вот здесь, сейчас, с ним в лодке. Призывая ее петь для него, когда Кристина отчаянно-исступленно вокализирует в конце центральной арии, его повелительная настойчивость оттеняется страстной вдохновенной экзальтированностью. 

"Музыка Ночи"  в исполнении Панаро обволакивающая, проникновенная, с легкой чувственностью.  Необычайно трогательным вышел момент, когда Кристина, очарованная голосом и речами Призрака, склоняет голову к его плечу - та самая культовая поза, которая давно уже стала своего рода визуальной цитатой в сценическом мюзикловом искусстве (да и не только в нем), - а Призрак судорожно, восторженно, коротко вздыхает, словно у него перехватило дыхание и он немного задохнулся, словно от этого немыслимого счастья он вот-вот умрет - и смерть его будет сладостной.

В конце, когда Кристина при виде куклы-манекена теряет сознание и падает на пол (да, увы-увы, бродвейские Призраки не ловят Кристин), Призрак склоняется над ней, встав на колени, протягивает к ее лицу и волосам руки, желая прикоснуться, но не делает этого до конца (совсем чуть-чуть) и в его голосе практически священное благоговение перед девушкой.

На следующее утро, утро знаменитого пробуждения Кристины под мощные звуки органа, Призрак-Панаро играл в упоении, а затем стал не просто записывать музыку, но и проигрывать ее рукой в воздухе, как будто касаясь пальцами невидимых клавиш. Очень изящно.

В сцене снятия маски - Unmasking - его Призрак немедленно вскакивает, выпрямляясь в натянутую струну, прижав руки вдоль тела, на несколько секунд застывает и как бы деревенеет. А затем кидается за Кристиной, падает на колени у органа, затем снова вскакивает, гонится за ней - отчаяние, боль, горечь в его голосе.  Когда Кристина вернула ему маску обратно, он, надев ее, вроде бы начинается  тянутся к девушке с робкой надеждой, но быстро меняет выражение лица и гневно уводит ее за руку.

Чтение записок и издевательство на Карлоттой, особенно обзывание Карлотты жабой, Панаро удается великолепно. Это именно ребячливо-садисткий юмор, с колким и при этом протяжным смакованием слова "жаба" в адрес примадонны. А жесты рук Панаро в этот момент особенно удачны - он словно бы играет в манерность, передразнивая Карлотту.

Смех после повешения Буке - заливистый, безумно-истеричный, Призрак наслаждается порожденным им хаосом.

На крыше, после того как Призрак  выслушал любовные тирады влюбленных,  он измотан, опустошен, его страдания ясно показывают его эмоциональную надломленность, и очень медленно это его горе переходит в грозное бешенство. Как итог - известное сбрасывание люстры.

(*)

Панаро-Призрак как Красная Смерть продолжает отменно издеваться над толпой и все так же безумно-заливисто хохотать.

На кладбище - вкрадчивые, исполненные ласки и умиления обращения к Кристине мгновенно трансформируются в иное настроение, и он насмешливо-презрительно огрызается в адрес Рауля, меняется и пластика Призрака, она становится более звериной, менее человеческой.

В знаменитой "Point of No Return" Призрак поспешно отворачивается от Кристины не потому, что рукой невольно или даже вольно нащупал у девушки грудь, а потому что Кристина-Аминта потянулось рукой к его голове, лицу - Призрак быстро отшатывается для того, чтобы не дать ей нащупать маску сквозь ткань капюшона своего балахона.

Финальная сцена в логове. Призрак-Панаро за руку выволакивает Кристину на сцену.

Ну а дальше идет мастер-класс по тому, как можно страдать до надрыва, постепенно все больше и больше безумствуя, излучая отвращение к себе и играя с Кристиной, но при этом словно бы над самим собой и иронизируя.  (2 февраля 2013г. в своей гримерной в Majestic Хью Панаро в интервью расскажет автору о своей особой любви к этой сцене и своем видении ее).

И тут приходит Рауль - в движениях и голосе Призрака почти что извращенная радость от этого визита, как будто вот наконец-то прилетела мушка, которой можно не спеша и с чувством пообрывать лапки и крылышки.

Приглашая Рауля зайти и удивляясь - неужели же тот думал, что он, Призрак, навредит Кристине?! - Призрак артистично преображается, его голос приобретает сладкий медовый оттенок, но не приторный, сахарный, а скорее такой, как в стихотворении Ф.Г. Лорки   -  это "мед ледяной", обволакивающий, с холодным покалыванием кожи.

Пластика Призрака то резкая, он разводит руки, напряженно и жестко растопыривая пальцы наподобие когтей  хищной птицы, делает стремительные броски, словно кидается на добычу, а то вдруг кружит плавно - этакая "Смерть на мягких лапах".

Что особенно бросилось в глаза - так это то, что на протяжении финальной сцены его Призрак часто "взаимодействовал с троном" - часто усаживался на него, то с достоинством выпрямившись, то принимая на сидении гротескно манерные позы и  издевательски смеясь (но не в голос).

Когда Кристина вся в слезах говорит ему, что но обманул ее, она слепо вверила ему свой разум, Призрак как раз вновь опускается на трон, но тут же поднимается опять на ноги - причем быстро, резко, но при этом грациозно, словно ядовитая змея, выскакивающая из травы.

И вот после поцелуя, который ошеломил, сломал и переродил его, он отпускает горе-любовников, говоря им, чтобы они оставили его, а они все никак не покинут помещение,  и в голосе Призрака ясно читается "ну идите же, что,  мало вам, нравится зрелище?!"

А они все топчутся, и тогда он устремляется к ним, а в голосе его уже медленно нарастают рокочущие, рвущиеся из самой глубины груди ноты, словно гроза из дальней-дали стремительно приближается к ним и сейчас вот накроет всех, поразит, испепелит громами и молниями - он кидается к ним, чтобы напугать окончательно и прогнать, прогнать скорее, ведь ему просто смертельно, невыносимо дольше видеть, как они тут стоят... 

В сцене возвращения Кристиной кольца Панаро окончательно и бесповоротно трогательно беззащитен, он уже и не надеется, но все же признается.

Кристина уплыла с Раулем, Призрак подбирает, как и положено, фату и шепчет, - но в зале прекрасно слышно, - он нежно и печально поизносит "My  Angel..."

Логово Призрака штурмуют, он садится на трон, накрывается плащом, затем откидывает плащ и снова смотрит в сторону решетки, по которой ползет отряд оперных спасателей, и снова закрывается плащом. Все.

Помимо совершенно потрясающей разносторонней игры у Хью Панаро имеется прекрасный, богатый голос с красивым тембром, "молодой" голос, который как нельзя лучше подходит для Ангела Музыки, и услышать его вживую было истинным удовольствием. Верхние ноты - его конек, у него они необычайно чисто звучат, нежны и проникновенны.

Хью Панаро  - один из лучший Призраков (вообще) и бродвейских (в частности). Я думаю, что мне очень повезло увидеть именно его в этой роли в этот торжественный вечер, и я несказанно рада!

О лучшем Призраке для празднования 25-летия мюзикла на Бродвее и мечтать не надо!

Кристина Дааэ - Сьерра Боггесс (Sierra Boggess)
 

Сьерру Боггесс я уже видела дважды в роли Кристины Дааэ в оригинальном мюзикле - как раз на 25-летии в Лондоне в Royal Albert Hall в 2011г.! Глядя на ее исполнение в Нью-Йорке можно было заметить, что Боггесс стабильна в своем постоянстве. В смысле, она не меняется, найдя свою трактовку  роли Кристины, так сказать, генеральную линию, и придерживается ее. Никаких особенных новшеств, откровений, неожиданных поворотов, разве что отдельные мелкие нюансы тут и там.

При этом можно смело сказать, что ее исполнение на Бродвее произвело  положительное впечатление на автора, т.к. было более четким и собранным по сравнению с тем, что я видела в Лондоне. Прежде всего, Боггесс не пыталась "разбежаться в разные стороны" в своей игре, как это было в Royal Albert Hall, наверное потому, что на Бродвее не давил гнет празднования в гигантском зале, съемок, трансляций по кинотеатрам и т.п. и т.д.

Кроме того режиссура на Бродвее была Принсовская, классический "олд скул", а не дробленная в связи со значительной переменой зала, другим режиссером и концертностью постановки, как на юбилее в Лондоне. 

В целом Боггесс порадовала, оставаясь миленькой, романтической Кристиной, с прелестной восторженностью, с положенным трансово-гипнотическим выражением в результате влияния Призрака (на юбилее на Бродвее она с ним не перебарщивала), со страхами (например, убедительно и дозировано в сцене на крыше с Раулем), прорывающимся отчаянным гневом (в логове Призрака в финале) и прочим.  В сцене на крыше она, в частности, тоже пытался словно бы присесть, согнуться, но это было не так подчеркнуто, как на юбилее в Лондоне, и оттого более тонко и психологично.

Когда директора доверяют ей петь Think of Me, месье Рейе показывает,  с какого места ей начинать петь, а затем быстро захлопывает папку с партитурой и уходит, а Кристина, не успев даже толком посмотреть, и хотевшая что-то спросить, остается растерянной, предоставленная самой себе.

Особо стоит выделить ее выражение радостного мечтательного предвкушения - когда, например, она тянулась к сочиняющему музыку Призраку.

На ее милом личике прямо-таки были написаны эмоции ребенка, когда тот тянется к кульку, надеясь обнаружить там вкусные-вкусные конфетки. В результате этого получился более грозный и сильный контраст, когда Кристина с ужасом понимает, что там отнюдь не конфеты (образно выражаясь).

Также, когда Рауль уводит ее с крыши Оперы и она говорит ему "you'll guard me and you'll guide me" - у Кристины-Боггесс была такая нежная, лучащаяся улыбка и очаровательно сияли глаза, что любо-дорого.

Одним из нюансов, которые я заметила у Боггесс на праздничном представлении, была сцена Twisted Every Way -  как правило Кристины в этой сцене после того, как их заботливо усаживают в кресло,  нервно вскакивают, а их опять усаживают, пытаясь успокоить. Здесь Кристина после водворения в кресло так и оставалась в нем, не вскакивая, не шевелясь до того момента, как все персонажи принялись  уговаривать ее помочь поймать Призрака, и вот тогда-то она и убегает.

В этой сцене Кристина-Боггесс словно прячется в раковину, нервно сжимает руку, перебирает воздух пальцами, дотрагиваясь до сидения кресла, остальным же телом практически полностью застыв в кресле - при таком раскладе ее выражение транса и большие глаза адекватно сочетаются с ее позой, у нее словно нервный ступор наступил - словно Призрак настолько подавил ее своей волей и разумом, что ей и пошевелиться трудно.

В результате конец сцены, когда она все же резко вскакивает и убегает, трактуется так, как будто она волевым усилием пытается вытащить себя из этого паралича, не подчиниться - марионетка, рвущая свои ниточки. Отсюда тогда логично вытекает и ее поход на кладбище на могилу отца (желание проститься и примириться с прошлым, чтобы двигаться дальше), и финальная сцена, где Кристина пытается противостоять Призраку, спасти Рауля (в конце концов совершает  человечный поступок, целуя Призрака, но в итоге оставляя его).

Хороший нюанс получился (правда не могу сказать, что он стал константой в интерпретации Боггесс - я еще раз ходила на данный мюзикл на Бродвее в непраздничный день, и там эта сцена была сыграна Боггесс привычно стандартно).

В финальной сцене, когда Кристина возвращается, чтобы вернуть кольцо, Боггесс трогательно плачет  - можно сказать, что практически все лицо заревано, что тоже приятно видеть (потому что некоторые Кристины ухитрялись весьма сухо всучить Призраку кольцо обратно - даже особенно не поскорбев, ну или сделав отстраненно грустное выражение). Учитывая, что Боггесс на юбилее продолжала играть эмоциональную Кристину, это удачно завершило ее образ и трактовку роли.

Вокально Боггесс осталась такой, какой и была - в общем хороший,  красивый голос, но имело место все то же  прорывающееся дребезжание в некоторых моментах на высоких нотах (видно, от этого избавиться она не в силах). Пела она эмоционально, без нажима.

Извечный вопрос для всех Кристин - как сочетается данная Кристина с данным Призраком.

В этом случае можно сказать, что Кристина-Боггесс замечательно просочеталась с Призраком-Панаро, со сценической химией у них все в порядке.

Такой разносторонний Призрак-Панаро, с его многочисленными гранями, разными ипостасями, одержимостью музыкой и Кристиной удачно соотносится с такой миленькой, но простой Кристиной-Боггесс. После просмотра праздничного спектакля на Бродвее ясно, что ее трактовке образа Кристины подходит именно сложный Призрак, тогда она дополняет и оттеняет его и смотрится сама наиболее выигрышно. 

Словом, Боггесс в этот раз не переиграла, палку не перегнула, проявила себя славно и доставила приятные эмоции при просмотре, особенно в паре с Панаро.

Рауль - Кайл  Барисич (Kyle Barisich)

Самый лучший сценарий для призракомана - это когда сильному и интересному Призраку противостоит не пустое скучное место, имя которому Рауль, а цельный сильный персонаж с характером, по имени виконт Рауль де Шаньи, который вызывает уважение, за которого тоже можно переживать,  а не ждать, удушит ли его наконец кто-нибудь или нет.

В случае с Раулем Барисича получился как раз тот случай, когда есть на что посмотреть.

Во-первых, его Рауль - это Рауль, у которого определенно имеется интеллект (не Спиноза,  конечно), но не  простачок.

Во-вторых, его Рауль  излучает аристократическую светскость и элегантность, но делает это изящно (без напыщенной надменности).

В-третьих, его Рауль -  энергично бойкий, романтичный, с очарованием блестящего молодого человека (без утрировки всех перечисленных качеств).

Он уверен в себе, он заботлив по отношению к Кристине, он отважен (хотя отвагу не всегда применяет умело), в нужные моменты серьезен (при общении с директорами).

Что особенно понравилось мне в этом Рауле, так это то, что у него есть воображение: в сцене в гримерной Кристины, когда она рассказывает ему о том, что отец умер и что ее навестил Ангел Музыки, а Рауль соглашается с ней, говорит, что нет никаких сомнений в том, что ее посетил Ангел, ну а теперь они пойдут ужинать - его интонации, выражения лица говорят о том, что ему не терпится поговорить с ней об этом.

 Он не пропускает ее слова мимо ушей по принципу  "девушка симпатичная, так пусть что угодно говорит", или не относится к этому как просто к каким-то детским фантазиям и сказкам (что демонстрируют многие Раули в данной сцене). Нет, данный Рауль может и готов с энтузиазмом обсудить с ней то, что она думает, что ее волнует - ему просто хочется сделать это в более  комфортном месте.

Благодаря тому, что Барисич играет такого разнопланового  и не однолинейного Рауля, сцена All I Ask of You смотрелась на удивление свежо и трогательно, и все его признания в любви Кристине не звучали слащавым потоком любовных банальностей, а были искренними, выразительными, романтическими. Как-то неудивительно, что с таким Раулем  Кристина так жадно впитывала его речи и так светилась, когда уходила с ним с крыши, держа его за руку.

Особенно психологичным у Барисича вышел момент в финальной сцене - после того, как Призрак отпускает их и пытается поскорее выдворить.

Когда Призрак поворачивается к ним, Рауль старается  заслонить собой Кристину, выставив вперед руку, чтобы была хоть какая-то преграда между ними и Призраком - он измотан, устал, слегка придушен, но на его лице помимо этого, помимо тревоги и страха, написана еще и жалость и сочувствие к Призраку - в этой кутерьме и драме он пытается вникнуть и понять своего соперника, даже несмотря на то, что несколько мгновений назад он болтался в петле по его милости.

За такое сложное выражение у Рауля Барисичу однозначно пять.

Прибавить к портрету хороший голос Барисича - особой красотой его тембр может и не отличается, но и ничего неприятного нет,  он владеет своим голосом, поет разнообразно, отлично передает разные оттенки эмоций.  К тому же внешне он вполне привлекательный молодой человек и достаточно породистый для данной роли.

В итоге у Барисича вышел удачный и интересных виконт де Шаньи, который прекрасно сочетался с Кристиной-Боггесс и Призраком-Панаро. 

Карлотта - Мишель МакКоннелл (Michele McConnell)

Карлотта у МакКоннелл получилась весьма классической Карлоттой, может быть без особых драматических изысканий, но выразительная. Привлекательная дама, с роскошно пышными формами, с гонором истинной примадонны и нужным комичным элементом.

Она не без удовольствия взирает на танцора Надсмоторщика за рабынями, она тотально и тиранично правит Пьянджи, старается также управлять и директорами и Оперой.

На Кристину она смотрит - ну понятно как. Особенно забавным вышел момент, когда она шипя выговаривает Кристине-Боггесс, что у нее роль немая (буквально интонациями Самары из  фильма ужасов "Звонок") - сипяще-шипяще и жутко.

Когда на нее падает задник, а ее пытаются убедить, что это, мол, бывает, у нее потрясающее выражение - вы что, совсем за дуру меня принимаете или как, даже смешок у нее проскочил.

Когда Кристина твердит, что Призрак ее не отпустит и вечно будет распевать песни в ее голове, Карлотта-МакКоннел уже начинает даже пугаться всей этой ситуации и девиаций в Кристинином поведении. Шутка ли - у девушки поехала крыша (по мнению примадонны).

В любви к себе Карлотта-МакКоннелл в сцене Primadonna очаровательна, непосредственна и жива.

Голос у нее впечатляющий, обаяние присутствует, огонек в глазах сверкает.  Одним словом, добротная, хорошая Карлотта.

Месье Андрэ - Джим Вейцер (Jim Weitzer) и месье Фирмин - Тим Джером (Tim Jerome)

Директора не бывают плохими, трудно представить, что надо сделать, чтобы скучно сыграть эти выразительные роли. Вейцер и Джером тут не исключение - они блестяще справились со своими персонажами.

Джим Вейцер некогда играл роль Рауля - с Призраком-Панаро - и по правде сказать, Рауль у него было не самый замечательный.

А вот как месье Андрэ он был то, что надо - высокий, благообразный с приятной  наружностью, при этом уморительно забавный.

Его директор - крайне нежная натура, трепетная и впечатлительная: ахи-охи-вздохи, театральные жесты, нервная улыбка человека, желающего быть оптимистом во что бы то ни стало  (особенно ярко это выражено в сцене перед балетом Il Muto), трогательные попытки служить буфером между Фирмином и прочими персонажами, деликатность, иногда излишняя. Административный цветок Оперы. С чувством юмора!

Тим Джером - солидный, важный, при этом спорый месье директор, со своим несомненным лоском, обаятельный, умеющий быть галантным, но только когда это нужно.

Любит деньги, что не скрывает. "Мозг" дуэта директоров.

Перипетии с Карлоттой, Кристиной и прочие артистические завихрения утомляют его, он смотрит на них как на лишние причуды, мешающие делу. Когда приходится признать, что Карлотта им таки нужна, он делает потрясающе сложную игру бровями, голосом и всей позой - по принципу "глаза б мои на вас не глядели, мадам, но надо".

В какой-то момент в пылу сцены Primadonna Джером-Фирмин и вовсе исполняет что-то вроде мини-танца на месте, слегка присев и делая точечные па руками (потом на Гала-вечеринке мы даже пообсуждали  этот его танец, и он пошутил, что "его понесло").

Когда в конце все мечутся, Призрак похитил Кристину, выносят труп Пьянджи, Фирмин сгибается, схватившись обеими руками за голову - наглядная визуализация выражения "жизнь к земле пригнула",  -  и сетует, что все, все пропало! - полный крах!

Словом, прекрасные директора!

Пьянджи - Кристиан Шебек (Christian Šebek), Мадам Жири - Эллен Харви (Ellen Harvey) и Мэг Жири  - Кара Клейн (Kara Klein)

Этот Пьянджи - Кристиан Шебек -основательно подвергся тирании Карлотты, он у нее под пятой, каблуком и вообще в подчинении. Нельзя сказать, впрочем, что он сильно на это жалуется,  наоборот, уже привык и приспособился,  от своей дивы он в восторге, заботится и любит, особенно когда гневно выпаливает директорам, что они ее не заслуживают! 

В знаменитой сцене карабканья на слона он комично бултыхает ногами в воздухе, затем повисает, притомившись, ноги висят как лягушачьи лапки. По ходу действия мюзикла Шебек  делает забавные выражения, дуется, словом - все, как положено.

Мадам Жири  в исполнении Эллен Харви - ну очень строгая, прямо олицетворенная несгибаемая суровость. Если иронизирует (над теми же балеринами), то весьма сурово. Словом, властвует и давит авторитаризмом. При этом нельзя сказать, что она была сухой или черствой, скорее ее строгий нрав - это как бы ее броня, которая к  развязке мюзикла начинает потихоньку давать трещину.

Мэг Жири - Кара Клейн. Миленькая, живая Мэг. Делает все, что ей положено по роли.

Когда Мадам Жири в гримерной Кристины напоминает дочери, что та балерина и должна идти репетировать, Мэг покидает гримерку, говоря себя как бы под нос (но в зале, естественно, прекрасно слышно) обиженным, слегка детским тоном: "Репетиции! Всегда репетиции!".

Это выгодно выделило ее Мэг из ряда играющих эту роль, так как обычно Мэг Жири ничего не говорит в этой сцене.

Торжественная часть
 

Поклоны, овации, на сцену выходят сэр Камерон Макинтош, Харолд Принс. Народ в зале возликовал и чуть ли не завибрировал от счастья. 

При этом можно было увидеть, что когда вышел и начал говорить Харолд Принс, - несмотря на всю свою маститость, несмотря на то, что торжеств по поводу мюзиклов, которые он ставил, в его жизни было предостаточно, -  он был глубоко тронут, даже слегка волновался, у него было такое лицо, словно он мог прослезиться.

Пошли праздничные речи -  и тут стало ясно, кто из создателей мюзикла отсутствует.

(*)

Не появился сэр Эндрю Ллойд Уэббер (Макинтош объяснил, что у него была операция на спине, и он не смог осилить перелет через океан).

Было зачитано обращение от Джиллиан Линн, которая тоже не смогла быть, т.к. в этот момент находилась в Лондоне, работая над мюзиклом  "Dear World".

Принс зачитал послание от Майкла Кроуфорда (Майкл среди прочего написал, что Харолд Принс перед премьерой мюзикла в 1986г. сказал ему, что эта роль изменит его жизнь, и что действительно вышло так, поздравлял и благодарил всех и особенно Харолда Принса).

На экране над сценой с заставкой в виде логотипа мюзикла было показано совместное обращение сэра Эндрю Ллойд Уэббера и Сары Брайтман, записанное в Лондоне.

Зал практически дружно умилился - потому что достаточно было посмотреть, как сэр Уэббер глядел в этом интервью на Сару, тянулся к ней лобзаться и вообще (особенно тронул тот момент, где он отметил, что это их первое совместное интервью за многие годы, истекшие с момента их супружеского расставания), - чтобы расчувствоваться. 

(*)

Сара Брайтман и сама вышла на сцену, произнеся трогательную речь, посверкивая своей серебристой диадемкой и такими же  причудливыми босоножками-котурнами от Джимми Чу.

(*)

(*)

Во время всех этих торжественных речей сэр Макинтош, кстати, не забыл почтить труд тех, кто работает за сценой и помогает мюзиклу жить каждый день - и  на сцене к артистам присоединились также музыканты оркестра, работники театра, рабочие сцены и прочий персонал - их всех встретили точно так же восторженно.

В конце наступил момент праздничной "вкусняшки" - Макинтош пообещал немного добавки "Музыки Ночи".

Тут под объявление, кто из них где играл, на сцену гордой походкой вышли Джон Оуэн-Джонс (самый долгоиграющий Призрак Уэст-Энда), Питер Йобак (немного играл Призрака на Уэст-Энде), Рамин Каримлу (один из самых известных Призраков Уэст-Энда).

Сьерра Боггесс и Хью Панаро начали исполнять центральную арию, к ним присоединись и вышедшие на сцену господа Призраки. Происходило повторение номера с празднования 25-летия в Лондоне.  Все это было встречено лютым восторгом публики, театр аж содрогнулся.

(*) Сьерра буквально светится :)

Я порадовалась появлению Оуэн-Джонса (теперь послушала, как он поет Призрака по обе стороны Атлантики) и Каримлу (собственно, тоже), которых воистину приятно слушать, но явление Йобака на сцене было из разряда "а это тут зачем?".

Что характерно, публика в зале на "ура" и бурно встретила явившихся Призраков, но вот Йобаку аплодировали гораздо меньше, да и вообще чувствовалось, что любовь народная на него как-то слабее распространяется.

Что не удивительно, т.к. пока Панаро, Оуэн-Джонс и Каримлу своими прекрасными голосами и вокальным мастерством демонстрировали высший пилотаж исполнения, Йобак начал дудеть куда-то в нос, дребезжать-блеять (прямо как тогда на юбилее в Лондоне) и вообще вызывал большое желание иметь  в руках пульт с кнопкой "отключить звук".

Кроме того из всех Призраков он почему-то, будучи менее заслуженным во всех отношениях, больше всего пыжился на сцене, лучился самодовольством и тому подобное, в то время как Панаро, Оуэн-Джонс и Каримлу были элегантны, уверенны, но достойны, и держали себя безупречно (словом, и здесь Йобак остался таким, каким был в 2011г. в Royal Albert Hall).

Так что убрать бы Йобака - и было бы вообще шикарно.